Расцвеченный помадою реклам,
В ущелье улиц вечный гром грохочет,
Из труб клубится дым, который хочет
Проникнуть в бронхи, в мозг и в сердце к нам.
Нет окон в этих стенах; сквозь стекло
Проходит свет, но не проходит воздух;
А на газон в лиловых клумбах-звездах
Коричневое облако легло.
Таким ты мне предстал, когда я с юга
Сюда приехал в первый раз к тебе,
И мы сперва не поняли друг друга.
Но здесь нашел героев я, идущих
Сквозь камень и металл. И в их борьбе
Познал впервые правду дней грядущих.
Вот он стоит, в борьбе неколебим,
Пред ним — окно, и на стекле гербы,
А там — весь мир под сводом голубым,
Свидетель титанической борьбы.
Трибун стоит, и стен не стало вдруг,
Открылась даль — и люди вдалеке.
И миллионы ввысь подъятых рук,
И тянутся они к его руке.
А он стоит, как партия, как класс,
Стоит на почве твердой, как гранит,
Он чувствует дыханье братских масс,
И он силен лишь тем, что с ними слит.
Народы с ним — защитники, друзья!
И пред судом стоит он как судья.
Когда и впрямь нужна людская речь,
Чтобы тебя со мной связало слово
И можно было правду нам сберечь;
Когда глубины существа людского
Пронизывает слово, чтобы впредь,
Воспламеняясь, двигать и велеть, —
Жив человек своим святым порывом,
Весь в этом слове, жгучем и правдивом.
Пусть проклинает в ярости поэт,
Однако и проклятие поэта,
Живое слово, эхо наших бед,
Страданьем человеческим согрето.
Но как словами записать навечно
То, что воистину бесчеловечно?
С тех пор когда в Германии клубами
Дым расстилался от сожженных книг,
И выжгли поэтический язык,
И палачи охотились за нами,
С тех пор как я прозревшими глазами
Взглянул в себя и в сущность слов проник, —
Я с ясностью и с горечью постиг,
Что я слова обманывал словами.
С тех пор мои переломились дни
И все слова во мне переломились,
И строгостью наполнились они,
И чистотой и силой окрылились.
Родной народ, с которым шел я в ногу,
Меня и слово вывел на дорогу.
«Проклятый сброд»… Привычный оборот
Уместен ли в устах моих, коль скоро
Я соучастник вашего позора
И ваших козней, вы, проклятый сброд?
И я, быть может, взрывчатая спора
Заразы вашей для земных широт,
Пока еще не изрыгнул мой рот
Словес таких, чтоб дохла ваша свора?
Слова насытить ядом до предела,
Чтобы в ушах у вас от них шипело,
Чтоб вы бесились, чтобы грызлись вы,
Искусанные с ног до головы.
Для вас держать бы зелье наготове,
Чтобы нашлась отрава в каждом слове.
Безвестный друг, тебя мы не забыли…
Поистине не заслужил ли ты Бессмертной славы:
памятника или Хотя бы просто мраморной плиты?
Как рассказать о доблести и силе,
Чтоб, неизвестный, стал известен ты?
Поставить монументом не стихи ли?
Чтоб, неизвестный, стал известен ты!
Ведь даже мертвый все-таки ты с нами.
Невидимый, присутствуешь в строю.
Когда сплотимся дружными рядами,
Ты не оставишь гвардию свою.
Скорей бы гимн победы зазвучал,
Чтоб, неизвестный, ты известен стал.
Мне премий получать не суждено
(Лишь в плаванье — медали чемпиона).
Со всеми вами я порвал давно.
Средь вас я словно белая ворона.
«Искусство жизнь приукрашать должно!»
Я нарушитель этого закона.
Чему вы молитесь, то мне смешно!
Вас ненавижу остро, убежденно!
Но все ж и мне не отказали в чести,
Предателем отечества назвав.
(Не слышал в жизни я приятней лести.)
И наконец лишен гражданских прав…
Мне больших милостей от вас не надо.
Благодарю! Вот высшая награда!
Мне снилось: ночь вокруг, и внемлет мне
Огромный двор, запруженный народом.
Там я стоял под звездным небосводом,
Я говорил с Германией.
Во сне.
Я мог свой голос слать в простор, далече!
Он уходил в безбрежных высей край.
И гром моей ваш сон вспугнувшей речи
Бил прямо в мрак ночной: «Вставай! Вставай!»
Мне внемлет Рейн. Мне внемлет Гарц седой,
И Мюнхен. Речь никто не прерывал…
И только смолк в просторе голос мой,
Как грянул хор: «Народ тебя слыхал!»
И даль, и ночь, и звездный мир вокруг,
Ликуя, длят растущей песни звук.
Отраден вечер долгожданной встречи!
Мы пьем вино. Как светел небосклон!
Табачный дым рассеивают свечи. Стучат.
«Войдите!» — говорит Вийон {31} 31 Вийон Франсуа (род. ок. 1432 г., год смерти неизвестен), французский поэт, вел бурную жизнь, не раз представал перед судом и был изгнан из Парижа. Известны поэма Вийона «Лэ», получившая также название «Малое завещание», поэма «Большое завещание», содержащие яркие реалистические сценки из жизни парижских низов и размышления поэта о собственной судьбе, о жизни и смерти. Стихи Вийона искренни, музыкальны, написаны с большим художественным мастерством.
.
Мой друг Рембо {32} 32 Рембо Артюр (1854–1891), французский поэт. Стихи Рембо проникнуты пафосом протеста против лицемерия буржуазного общества, поэт горячо сочувствовал борьбе парижских коммунаров. После 1873 г. поэт отошел от литературной деятельности. Рембо как поэт-новатор, обогативший французскую поэзию новыми темами и формами, оказал значительное влияние на поэзию других стран — в частности, на поэзию русских символистов. Влияние Рембо испытал в ранние годы творчества и Бехер, не раз упоминающий Рембо в своих произведениях.
! Едва он сел со мною,
Мы видим — раздвигается стена,
И входят гости пестрою толпою,
И все садятся около вина.
Вот среди них Бодлер {33} 33 Бодлер Шарль (1821–1867) — французский поэт. Участвовал в революции 1848 г., после поражения революции и воцарения Наполеона III утратил веру в социальный прогресс. В 1857 г. вышел сборник стихов Бодлера «Цветы зла», где поэт, выражая сочувствие обездоленным, утверждал неискоренимость зла и эстетизировал уродства жизни.
и Гёльдерлин,
Вот Маяковский, — он, подняв бокал,
Так начал речь свою: «Поэты, братья!»
Торжественно мы встали, как один,
И выпили до дна, пока звучал Хорал
Великого Рукопожатья.
Читать дальше