Татьяна Вольтская - Почти не болит

Все пронизано музыкой – синей тянучкой блюза,
Смачным рэпом густых окраин —
И кусты сирени, плывущие, как медузы,
И чужая квартира, куда ныряем,

И ловушка тесного коридора —
Рукавом, плечом касайся меня, касайся,
И колонны Ростральные, у которых
Обнимаются и танцуют сальсу.

День простеган мелодий живою ниткой,
Будто ватное одеяло – чтоб ликовала
И рыдала тварь – от В Питере пить до Шнитке,
От шаланд с кефалью до Леонкавалло,

От смычка, который над миром поднял Менухин,
До кастрюль, с которых хозяйка смывает плесень,
От Чайковского – до влюбленной мухи,
Заводящейся пуще от собственной песни песней,

От скрипичного ливня, что слышен в кухне
До его отголоска в ванной,
От твоего дыхания – над самым ухом —
До сердечного рокота,
ропота,
барабана.

Мы отправимся отсюда
В государство сна.
Ни одежда, ни посуда
Больше не нужна,

Ни компьютер, ни печенье,
Даже паспорта —
Ах, какое облегченье,
Красота!

И не важно, что сказал ты
Про Чечню, Донбасс,
Лишь сиреневые залпы
Провожают нас.

Неприступный край без боя
Взят и покорен.
Мы обнимемся с тобою
И замрем.

Над Царицыным лугом в цветочном дыму,
Где разбойничает сирень,
Над царем, глядящим на кутерьму
Лодок, с облаком набекрень,

Над Фонтанкой чахоточною, с ребром
Выпирающего моста,
С темной кровью, к которой подмешан бром,
Над парадной, что заперта,

Над балконом парящим, где я одна,
Пятилетняя, вечно стою
Над цветущею веткою чугуна —
Той же самою, что в раю,

Над ступеньками каменными, где львы
Перекатывают шары,
Я плыву на крыльях твоей любви —
Сквозь нечесаные вихры

Кленов, сквозь провода, где возможен сбой,
Сквозь дворы, что сулят беду, —
Но пока ты несешь меня над собой —
Никуда я не упаду.

Разлука на людях похлеще
Сермяжной разлуки простой,
Которая плоские клещи
Сжимает верста за верстой.

Чтó этой – по-бабьи платочек
Завяжет – окно, темнота,
Шуршание льющихся точек,
Тире задыханье, – а та

Весь вечер смеется лениво
Среди гостевого гурта.
И дальше, чем сфинксовы Фивы,
И ближе, чем локоть у рта,

Фигура в углу на диване,
Пиджак – иероглиф тоски,
И пальцами дробь барабанит:
Ни точки, ни тучки. Пески.

Скажешь злое слово – и день пропал,
Словно та деревня, что сжег напалм
Там, за кадром, в семидесятом,
Шелестит жара, как сухой бамбук,
И взбирается выше, по стеблям рук,
По ключицам, огнем объятым.

Никогда, ты слышишь ли, никогда
Не пускай это слово, запри уста,
Словно дверь от ночного вора.
И какая разница: прав, не прав —
Если нет вокруг ни камней, ни трав,
Если море – уже не море.

И какая разница – я права
Или ты: скрипят на зубах слова,
Как песок, и мутны чертоги
Вертикальной волны, и она горчит,
Даже солнце меж нами – горячий щит:
Мол, не трогай меня, не трогай!

Посмотри-ка на городок у моря,
На лицо воды в желваках валов,
На туристов – чайками – вот умора —
С громким смехом вьющихся у столов,

И на крыш рассыпавшиеся четки,
На отелей плачущие огни,
И на перышко паруса, и на щетки
Жесткой зелени. Голову окуни

В небо, то ли стирающее морщины
Под глазами, то ли наоборот,
Погляди на дороги язык мощеный,
Жарко выпавший из крепостных ворот.

Видишь, девушки вышли, как на смотрины,
Будто счастье свое обогнать – да где ж!
И волна разбивается, как витрина
Мира —
всхлипом, дребезгами надежд.

Вот и поймало тебя зеркало сна
Там, где ни мышь не проскочит, ни голубь сизый,
Там, где живому глазу – хана, стена,
В золотых небесах, на холме Ассизи.

Вот ты смеешься и шутишь, но кто поймет
Крылышко фразы, жаркое воркованье, —
Солнце густое течет по холму, как мед,
С башен и стен, над нашими головами,