Борис Гучков - И верить, и любить

Но эти минуют недели,
Наступит предзимье опять,
И всё в ожиданье метели
В природе начнёт засыпать.

Застынут деревья в дремоте,
И в лужах промёрзнет вода…
Но будет потребность в работе
Высокою, как никогда.

Тени веток у обочины
Шевелятся, как гадюки.
Не пойму я: что же прочили
Мне полуночные звуки?

Им душа моя доверилась,
На семи ветрах продута.
В тишину совсем не верилось,
А она пришла под утро.

Перед тем, когда осмелились
Вновь затенькать птичьи стаи,
По дороге ползать змеями
Тени веток перестали.

Тишины всего мгновение
Сердце чутко уловило.
Это утра откровение
Настоящим чудом было.

И опять многоголосие,
Но не то, с ночною жутью,
Покатилось вновь по просекам,
По весеннему распутью.

Не пугая, только радуя,
С каждым часом веселея,
Расцветая первой радугой,
Первой ягодою спея…

Солнцеворот!
Снова мир, как ребёнок, проснулся.
Нет больше спячки и лени.
В тёмной берлоге сегодня медведь повернулся
С правого бока на левый.

Солнцеворот!
До чего ж хорошо на пригорках!
Солнце на лето пошло, а зима – на мороз.
Всюду – веселье. С полатей, кряхтя, лежебока
Слез, через фортку на улицу высунул нос.

Солнцеворот!
По селениям Волги и Дона
Радость вошла снова в каждую хату и дом…
День этот звался по-старому днём Спиридона.
Был весельчак тот безвестный мужик Спиридон.

Был работящ он, в труде хлеборобском прилежен,
Парень крестьянской закваски, широкой кости.
С ворогом злым – беспощаден,
с детишками – нежен,
По вечерам на гулянье у девок в чести.

Солнцеворот!
Сколько вёсен и зим пролетело!
Вьюги бесились, и землю сжигал суховей…
Славлю вас, ныне влюблённых в крестьянское дело,
Тысячи Спирек великой России моей.

Солнцеворот!
Пусть медвежья не кончилась спячка,
Сиверко жмёт, и лицо на морозе горит, —
Не за горами весны посевная горячка,
Не за горами – так нынешний день говорит!

Танки, пехота и конники…
Вижу отца в кинохронике:
Он на подножке ЗИСа.
Прусские небеса
Дымом пожарища застит.

Сплюнул цигарку, мотор заурчал —
Видно, команду комбат прокричал…
Бейся, отец мой, и здравствуй!
Ты на фашистское логово,
Ну-ка, братва, навались!..
Знаю теперь я, как дорого
Все эти версты дались…
Ты не убит. Ты вернулся живой.
И впереди день рождения мой!
Помню из детства: ты ночью кричал,
Днём замыкался в себе и молчал…
И о поре той суровой
С дочерью светлоголовой
Нынче я хронику, батя, смотрю,
Вижу тебя и с тобой говорю
О войне…

О гараже тоскуя, о дороге,
О стареньком своём грузовике,
Он умер дома, сидя на пороге
С потухшей папиросою в руке.

Когда его из дома выносили,
То по обряду, что священ и прост,
Как женщины, машины голосили,
Сопровождая друга на погост…

Рядом в тот миг последний
Не было нас, прости.
Со Сталинграда таился
В теле твоём свинец.
И не преклонным старцем —
Шестидесяти шести
От роду лет шагнул ты
В небытие, отец.

Труженик и безбожник,
Веруя в белый свет,
Знал ты на белом свете
Трудности лишь одни.
Но и война не оставила
На сердце злобы, нет.
В мирные дни носил ты
Пряники для ребятни.

Пряников этих помню
Сахарную глазурь.
Щёки твои небриты,
Только их нет родней!..
Мы – без тебя, а в мире
Тьма от жестоких бурь.
Но сыновья на битву
Смело выходят с ней.

Вот уже нам за сорок.
Мы не в огне рождены.
Строим, творим и любим
Радость в доме своём.
Не уповая на бога,
Веруем, что войны,
Горя и слез – не будет,
И потому – живем.

Пой мне песню свою,
Древний сказочный бор!
Мы не виделись долго,
И вот возвратился к тебе я.
Тихо птаха лесная
С тобою ведёт разговор,
Ветер в гости к тебе
Прилетает, ничуть не робея.

Вот он снова, могучий,
Гуляя вершинами крон,
Напевает мне песню
Про русскую удаль и очи
Коловрата Евпатия,
Про людей,
уходящих на Дон,
Про пожарищ огни,
Озарявшие тёмные ночи.