«По ночному кладбищу без страха…»
По ночному кладбищу без страха
Я когда-то в детстве проходил.
На спине пузырилась рубаха,
Холодом тянуло от могил.
Мне гордыня закричать мешала!
На погосте жутко по ночам…
«Ну и как?» – ватага вопрошала.
«Пустяки!» – ребятам отвечал.
Возвращались в город, балагуря,
Буйствуя, черемуха цвела…
Яростная жизненная буря!
Ты уже и друга увела,
И навеки в землю уложила…
Я сегодня чувства не таю —
Я, рыдая, над его могилой
Виноватым мальчиком стою.
«Жмёшь мне руку: «Привет! Здорово!»…»
Жмёшь мне руку: «Привет! Здорово!»
Как душа у тебя чиста!
Неприятное, злое слово
Не исторгнут твои уста.
Мы с тобою совсем как братья…
Но, когда упаду ничком,
Ты злорадно слова проклятья
Крикнешь маленьким язычком.
Но слова поостынут в горле.
Всем иной ты покажешь вид…
Люди скажут: «А друг-то горем,
Гляньте, искренне как убит!»
Ты – актер. Ты меняешь маски,
А в игре ты всегда хорош.
Кто-то снова поверит в сказки
И не сразу раскусит ложь.
Но она не бывает вечной…
Слышу в дверь осторожный стук.
Вновь с улыбкою безупречной
Ты ко мне заявился, друг.
Но грустно думать, что напрасно
Была нам молодость дана.
А. С. Пушкин
Два самых лучших сошлись у могилы
Ученика.
Оба талантливы, оба могли бы
Наверняка
Вровень с учителем стать и повыше,
Сметь и дерзать…
Молча стоите, притихли как мыши…
Что вам сказать?
Он с фотографии смотрит с укором,
Щурит свой глаз.
Жил для кого он? Думал о ком он?
Только о вас.
Как ему каждым гордиться хотелось:
«Мой ученик!»
Только вот песня ваша не спелась.
Умер старик.
И понимая, что нет и не будет
Проку в речах,
Вы с панихиды умчались в безлюдье
На «Москвичах»…
Не привиделось и не приснилось —
Впереди кто-то чёрный ходил.
На шоссе, где позёмка крутилась,
Он машину свою осадил.
След протектора чёток и жуток.
Человеческий крик тормозов.
Он услышал, спокоен и чуток,
Еле слышный о помощи зов.
«Отзовись! Подвезу, человече,
На крутом перевале судьбы!»
Но, безмолвствуя, хмурился вечер,
И плотнее сомкнулись дубы.
Он помчался за край перевала.
Завертелись колеса, шурша.
И не тень за машиной бежала,
А убитая ею душа.
«Бесталанный, но всё ж пробивной…»
Бесталанный, но всё ж пробивной
И способный на это,
Вечно прячешься ты за спиной
Именитых поэтов.
И хотя в тебе зависть горит,
Ты не смеешь сорваться.
Ты не смеешь в сады Гесперид
Золотые соваться!
Не осилишь ты и полпути
Той дороги тернистой.
В этот путь дерзновенный идти
Надо с совестью чистой.
Кто найдёт тот невиданный сад,
Снимет яблоко с ветки,
Не вернётся и тропки назад
Не отыщет вовеки.
В том саду – золотая пчела,
Есть и мёд, и отрава.
Там забвенье коснётся чела
И бессмертная слава.
Мартовское заречье.
Вот он, у самых ног, —
Выдержал вьюги вечные,
Выстоял, перемог.
Ягоды его синие
Терпкий имеют вкус.
Все холода осилил он,
Мой ежевичный куст.
Может быть, завтра к вечеру
Будет подвижка льда,
Тропка моя в заречье
Стронется в никуда.
Всё, что под ветром клонится,
Вновь поглотит река,
И под водою скроются
Заросли тальника.
Скоро вода подступится,
К чаще придёт лесной…
Сбудется или не сбудется? —
Любо гадать весной,
Смело мечту вынашивать,
В долгий поверить век,
Благословенья спрашивать
У полноводных рек.
Как он зловещ, о дерево
Льдины летящей хруст!..
Но в ежевичный верю я,
Жадный до жизни куст.
В корни его упорные
Верю, что никогда
Вырвать не сможет полая
Бешеная вода!..
Приеду – и вновь беспечально и полностью
Отдамся во власть перелесков Мещёры,
Малиновым вечером, и звёздною полночью,
И росным рассветом её восхищённый.
И снова наутро, едва лишь за окнами
Забрезжит чуть-чуть, я оденусь попроще,
По тропке, по стёжке лугами заокскими
К озёрам уйду, за дубовую рощу.
Здесь птицы галдят; над протокой, не гордая,
Рябина в цвету, словно красная дева…
Мне жаль, дорогая, что нынче ты в городе.
Какое тебя задержало там дело?
Читать дальше