Сергей Ростовцев - К Огонькам Созвездий

И лампочка на потолок ложится тенью,

И пыль ложится медленно на стул, на стол,

на крышку банки с розовым вареньем,

На стопку книг, забытую в углу.

Из коридорной двери, словно ворон,

Крадётся на пол коридорный свет.

Крадёт он во владенье коридора

Всё, от чего ещё остался след.

Нет комнат, коридоры, коридоры.

Стучат часы и беспросветно лгут.

Пройдут века… и пыль засыпет город,

И стопку книг, забытую в углу.

Сегодня страстно приласкав

Поставишь завтра к стенке.

Еще не выставлен прицел,

Но выстрелишь в упор.

А я гляжу в твои глаза,

И путаю оттенки,

За серый – призрачную цель,

За зелень – приговор.

Приду и стану у стены.

Никак не отвертеться.

Скажу:

– Ни пуха, ни пера!

Смелей спускай курок.

И в ласках не было вины.

И пулей прямо в сердце.

И так добра была вчера,

Но вот сегодня срок.

Сейчас гляжу на всё вокруг

Ослепшими зрачками.

Иду и невпопад дышу,

И путаю слова.

А завтра, как мишени круг,

На чуть шершавый камень,

И так пронзительна свежа

Зелёная трава.

Прикосновение твое так непривычно остро,

И как гитарная струна я под твоей рукой.

Сквозь дрожь:

– Ни пуха, ни пера!

Не бойся – это просто.

Спускай курок. Сегодня срок.

Аккорд бери другой.

Гитара, что купил я в Ленинграде,

Была в те дни, огромным дефицитом.

Но друг, зашедший мне её наладить

Сказал, что на такой нельзя учиться.

Она была мала черезвычайно,

И вот была повешена на стену,

Чтоб если гитарист зайдёт случайно,

– Бери гитару и вперёд на сцену.

Вторую, с металлическою декой,

Купил в своём родном универмаге.

Играть могла наверно больше века,

Вот только поломали гриф бедняге.

А я на ней играл свои бы песни,

И девочки смотрели бы с восторгом.

Но вот упала, гриф возьми да тресни.

Ну а без грифа в ней немного толку.

Я встретил как-то девочку с гитарой,

И попросил мне показать аккорды.

От той науки, хоть уже и старый,

Потом ходил бы я ужасно гордый.

Девчонка согласилась – в самом деле.

Мне в дом гитару принесла она.

Я так и не достиг заветной цели.

И пела мне стихи мои, жена.

Декабрь был сырым и мерзким.

Снег выпал и опять раскис.

А я решил и жестом резким,

Остановил себе такси.

Какая есть, а всё ж машина.

За то пешком не надо топать.

Немного облысели шины,

Крыло помято,

Выхлоп – копоть.

А вместо счётчика,

Представьте,

Какой-то отрывной блокнот.

И я решил, что там квитанции,

Когда оплатишь – шеф порвёт.

Ошибки сожаленья стоят,

А я совсем не угадал.

Там были с датами листочки —

Какой-то древний календарь.

– Оплата по доставке? Трогай. —

Водителю я говорю.

Меня он смерил взглядом строгим

– Оплата – по календарю.

А за окном то дождь, то ветер,

То солнце, то опять весна.

И небосвод и чист, и светел,

А вон, дорожный, новый знак.

Шуршит под шинами дорога

Вон там ухаб, а вот объезд,

Моря, пустыни, холм отлогий….

Не видел раньше этих мест.

А вот смогу ли расплатиться

По счетчику календаря?

Граница, вон опять граница.

Барханы, слякоть декабря…

Меня с оплатой не торопят,

Но новый день и новый лист.

И хоть пока шуршит дорога,

Всё строже времени таксист.

Согрей меня ты, не от холода,

Согрей меня от одиночества.

Текут тела по венам города.

Ждут исполнения пророчества.

Когда могильною плитою

На вечный холод обрекут….

Прижмись ко мне плотней собою.

Люби меня, пока я тут.

Сольем тела хоть ненадолго,

Утратив поцелуев счет.

Мы друг без друга мерзнем только,

Поверь, намерзнемся еще.

А вот сейчас, пока мы рядом,

Забудем о конце пути.

Такая трепетная радость,

Друг друга, все-таки, найти.

А время пожирает молодость

И с каждым годом все быстрей.

Согрей меня ты не от холода,

От одиночества, согрей.

Когда я умру, мне приснится то место, где вырос,

Подвал из двух комнат и маленький двор на углу.

Но нет, не оттуда уйдет моё тело, навынос.

И там не заплачут, не всхлипнут,

Когда я умру.

А там, в позабытом, но не прекращаемом детстве,

Там, рядом с колонкой, где вечно сочится вода,

Предложит мириться драчун, что живёт по соседству,

А я, ухмыляясь, скажу:

– Никогда! Никогда!