Вадим Штейнбрехт - Шестое число. Стихи

А после, ветер ощутив,
взлетишь.
Куда? Зачем? Не знаю.
Но только снова ощущаю,
как в небе светлом ты летишь.

Земля всё меньше. Звуков хор
тебя окружит. Зелень лета.
Сквозь темноту стволы-кларнеты
зелёных звуков жгут костёр.

И рушатся громады слов,
как снег под солнцем,
лёд под нами.
Мы часто виноваты сами,
построив мир из облаков.

Но на прощанье – будет так.
Так будет! Я-то это знаю.
Взяв у луны желтейший пламень,
я небо это подожгу.

Ты не сгоришь. Ты будешь плыть
в медовом свете облаками.
И будет виден путь меж нами.
И нет светлейшего пути…

Лети!

Он шёл, как подходит состав к перрону —
спокойно, размеренно, без остановки.
И полы плаща его рыже взлетали.
Не верилось, будто бы всё понарошку.

Как детские домики в рыхлой песочнице,
как встреча любовников —
лишь от скуки.
Как утром сны, от которых плакал,
пытаясь поднять непослушные руки.

Машинкой швейной пульс щёлкал.
И гасли окна,
как лопались шарики.
И он казался почти Гулливером.
Или просто город стал маленьким.

И лица прошлые старились, старились —
желтели, будто старые фото.
И всё казалось почти нереальным.
Почти нереальным казался кто-то.

И чёрный асфальт с буграми снежными,
и девочек взгляды восторженно-чистые —
всё вызвало терпкую зависть,
как у женщин наряды модно-плечистые.

Он шёл,
как уходит состав от перрона,
иль просто как опоздавший на поезд —
уже не надеясь на полку вагона,
уже не надеясь на новую повесть.

Мы брошены в жизнь.
Если выживешь – здорово!
Но как же нам жить, если жизнью отброшен?
Пусть кто-то напишет новую повесть.
Пусть кто-то другой будет очень хорошим.

Он шёл, как уходят, не ведая, что там —
в дороге, ведущей до точки последней.
И вешалки крюк оставался свободным
в когда-то его опустевшей передней.

Он шёл. Я догнал его. Молча. Ни слова.
Мы шли по дороге. Куда? Непонятно.
И были мы с ним ни друзья и ни братья.
Он просто был я.

Рядом поезд прошёл…

Похвально старанье. Но если в душе
размыты дороги, разбросаны рельсы,
куда торопиться, куда нам стремиться?
Иль может, есть крылья в вашей душе?

Пусть белочка пляшет в своём колесе,
но вам-то пора остановиться,
когда вылетает колесная спица.
Иль может, нет крыльев в вашей душе?

Дорога сужается, видно, уже,
что там впереди – вам уже не пробиться.
В моторе стосильно сердце стучится.
Иль может, есть крылья в вашей душе?

Я в зеркале вижу вас в пиджаке,
а там, где глаза, лишь мелькают ресницы.
Ещё не сумели в небо пробиться?
Приклеить бумажные крылья к спине?

Но в бешенстве сердце зажав в кулаке,
уже невозможно вам вспять возвратиться.
Попытка, как пытка, когда прекратится?
А может, есть крылья в вашей душе?

только стало бы Вам светлей.
Я смолчу, не тая обиду.
Сквозь стекло бесконечных дней
словно вижу —
и не вижу.

Вам не спится – луна в окно.
Тишину, пугая шагами —
это я среди облаков
прохожу, сияя очками.

Шляпу скину,
а нет – голову.
В пояс Вам поклонюсь низко.
Я смолчу, не тая обиду.
Свет,
он даже далеко – близко.

Ваших пальцев холодный сумрак,
а в глазах —
не моя нежность.
Мне доверено быть причиной.
Вам доверено быть нежной.

Как летучий голландец, брошен.
Истрепался плащ-парус ветром.
Мне сегодня хотелось быть нежным,
но ведь это не так-то просто.

На булыжник ложатся тени,
словно в ноги печально кланяются.
И казалось, что вспомнить просто.
Вспоминаю – не вспоминается.

И окончилась ночь, как книга.
Ухожу к горизонту тихо.
– Позовите!
А Вам не слышится.
– Позовите!
А мне не слышно.

Экспресс последних ожиданий —
аккорд последнего удара.
Лимоны радостного солнца
на отшлифованном полу.

Игла скользит по краю диска,
как конькобежец в повороте.
И рябь пластинки подвигает
собой,
послушную иглу.