Владимир Фирсов - Отечество, стихи и поэмы

Родник
Был обнесен еловым срубом.
К нему
В трясине жерди пролегли,
Чтобы по ним
Веками
Друг за другом,
Взрослея и старея, люди шли...

Кусты ольхи да чахлые осины —
Все отзывалось грустью и тоской.
Под жердями
Замшелая трясина
Пружинила
Под тяжестью людской.

В тени
Горел огнем холодным лютик,
Проглядывало солнце иногда.
Менялись жерди,
И менялись люди,
Но оставалась прежнею
Вода.

И в чистоте своей не изменялась,
Была легка —
Тяжелая на цвет.
В том роднике
Речушка начиналась,
Поглядывая молодо на свет.

Она о вечной жизни говорила
На перекатах с лунною тропой,
И в жаркий полдень весело манила
Усталые стада на водопой.

Звезда полей
Над ней была туманно
Сквозь сетку тростниковую
Видна.
Текла, текла речушка безымянно
К реке,
Чье имя знала вся страна.

Течет и ныне,
Лилии качает.
Торопится — в движении легка.
И каждой каплей влаги
Ощущает
Неторопливый трепет родника.

Торопится
И обгоняет ветер,
Боясь, что не узнают никогда
О роднике,
Что и в болоте светел,
Поскольку родила его звезда.

Потом
Она качает пароходы
В большой реке
На небольшой волне,
И благодарно
Вспоминают воды
Еловый сруб в холодной тишине.

Я, как и многие,
Сполна
Познал земные беды...

Войны последняя весна
Была
Весной Победы.

Землянок чахлые дымы
Дымят
С землею вровень.
Ушло дыхание зимы
Со льдом промерзших бревен.

Всходили яркие цветы
Над тишиной могильной,
Огни куриной слепоты
Желтели,
Словно гильзы.

На горестных полях войны,
Что вновь весной дышали,
Снаряды,
Словно кабаны,
Огромные
Лежали.

Жизнь проходила по весне
С цветением знакомым,
Напоминая о войне
Внезапным
Мирным громом!

Мне позабыть невмоготу
Разрушенную кровлю,
Кусты черемухи в цвету,
Забрызганные кровью.

И тишина.
И ничего.
И жуткий женский голос...
Не стало друга моего,
Осилившего голод.
Мы с ним
Делили хлеб
Да соль,
Что редко выпадала.

И не остынет в сердце боль,
Коль вечной болью стала.

Он ждал отца,
Но не дожил,
Отец
Пришел не скоро,
Поскольку все еще служил
В Германии
Сапером.

На стартовой черте ракетодрома,
Ступив на трап,
Впервые ты поймешь,
Как дороги тебе
Раскаты грома,
Снега гречих
И молодая рожь.

Ты вспомнишь
Теплых дождиков накрапы
И мокрый луг, где ты косил с отцом,
И трап
Уже покажется не трапом,
А деревенским
Стесанным крыльцом.

Потом...
Потом ты скажешь: «До свиданья!» —
И под ракетой
Вспыхнет яркий дым.
Нахлынувшие вдруг воспоминанья
Уступят место формулам сухим.

Но кто сказал, что формулы — сухие?
Они к тебе издалека пришли:
В них синь озер
И даль твоей России,
В них все цвета и запахи Земли.

Постой!
Еще не поздно отказаться.

Земля, Земля, не отпускай его!
Он должен жить,
Губами трав касаться,
Водою умываться ключевой,
Встречать свои закаты и рассветы...

Но манит,
Манит дальняя звезда,
И глухи стены огненной ракеты.
Когда мы снова встретимся,
Когда?

Ты самой яркой искрою промчишься
В безветренной и бесконечной мгле
И все-таки на Землю
Возвратишься,
Чтоб плакать над стихами
О Земле.

Пели пули...
Но и отступая,
Мы вставали под огонь свинца.
Пели пули...
Пули остывали
В наших остывающих сердцах.

Отступали молча. Без вопросов.
Юные, сутулые слегка...
Сколько нас, парней русоволосых,
Пало на холодные снега?!

Не рябина ягоду роняла,
Не костры пылали на снегу —
Это мы своею кровью алой
Молча устилали путь врагу...

Как обидно!
Вот и мне не драться,
Не поднять тяжелой головы.
Вот и я лежу в могиле братской
Здесь, неподалеку от Москвы.

Понимали — с жизнью расставались.
Только вот понять я не могу,
Почему не дышит мой товарищ —
Черноглазый парень из Баку?

Почему мой друг,
С которым вместе
Возводили домны и дома,
Здесь лежит, не дописав невесте
Первого короткого письма?

Сколько нас навеки отслужило,
Нас — двадцатилетних, озорных!..
Мы мертвы...
Но мы пока что живы
Для своих любимых и родных.

И, хоть нам не рваться в пламень вспышек,
Не бросаться в жаркий гул атак,
Нам еще родные
Письма пишут,
Вяжут рукавицы,
Шлют табак.
Значит, живы!..

Но однажды
Робко
Дернется калитка поутру,
Ахнет мать при виде похоронки.
Вот тогда я, может быть, умру.