Сколь он от стати ангельской далек!
Что́ для него, молчащего раба,
Платон или мерцание Плеяд?
Что́ для его души полет стиха,
Рождение зари, румянец роз?
Года страданий сквозь него глядят;
Столетий ужас — в сгорбленной спине;
Сама идея человека в нем
Ограблена, глумленью предана,
И правосудия требует она,
И обличает, и проклятья шлет.
О заправилы мира, главари!
Так вот оно, творенье ваших рук —
Чудовище с убитою душой?
Как, бога ради, распрямить его;
К забытому бессмертью приобщить;
Вернуть его глазам простор и свет;
Поднять мечту и волю из руин;
Позор закоренелый оправдать,
Предательство и вековое зло?
О заправилы мира, главари!
Чем вы оплатите суровый счет?
Что сможете ответить в час, когда
Охватит землю пламя мятежа?
Что станет с вами, царства и цари,
Плодящие уродов и калек,
Когда очнется этот человек
И встанет, грозный, чтобы мир судить?
ЛИНКОЛЬН, ЧЕЛОВЕК ИЗ НАРОДА
© Перевод Г. Кружков
Лишь только Норна вещая вдали
Завидела растущий Ураган,
Она покинула Небесный Дом,
Чтобы средь смертных сотворить того,
Кто мог бы встретить близкую беду.
Взяла дорожной глины с большака,
Еще хранящей теплоту Земли;
Пророческий в нее вложила пыл;
Смягчила влагой человечьих слез;
Приправила улыбкой эту смесь.
В творение свое вдохнула Мать
Огонь, который осветил навек
Трагический и нежный этот лик,
Неуловимых полный перемен;
Отметила печатью Высших Сил,
Под смертной оболочкой их сокрыв.
Вот так был явлен миру человек,
Сравнимый с морем и громадой гор.
В нем чувствовалась почва и земля,
Стихийные основы бытия:
Несокрушимость и терпенье скал
И щедрость благодатного дождя,
Приветливость лесного родника,
Веселость ветра, треплющего рожь,
Бесстрашье птиц, пускающихся в путь
Над бездною морской, и состраданье
Снегов, скрывающих рубцы и шрамы,
Таинственность неведомых ручьев,
Текущих в гулкой глубине пещер,
И справедливость солнечных лучей,
Несущих благо робкому цветку —
И загрубелой мачтовой сосне,
Холмам могильным и громадам гор.
На Западе рожденный, он впитал
Всю доблесть новоявленного мира:
Необоримость девственных чащоб,
Раскинувшихся прерий тишину.
Его слова стояли, как дубы
Средь поросли, а думы стали прочным
Подножьем для гранитной правоты.
От сруба в Иллинойсе до Конгресса —
С одним огнем в груди, с одним решеньем:
Вогнать кирку под самый корень зла,
Расчистить место для стопы господней,
Рассудком проверяя каждый взмах,
Деянья меря мерой Человека.
Как свайный дом, он строил государство,
Всю мощь в удары тяжкие влагая;
Рукою дровосека он сжимал
Перо, провозгласившее свободу.
Так Вождь пришел с великою душой;
И в час, когда карающие громы
Дом потрясли, разворотив стропила,
Он с места не сошел, но поддержал
Коньковый брус и заново скрепил
Стропила Дома. Он к высокой цели
Стремился неуклонно, как деревья,
Ни бранью не смущаясь, ни хвалами.
Когда же ураган его свалил,
Он пал, как падает могучий кедр,
Обильный кроной — с грохотом и шумом,
Под небом оставляя пустоту.
УИЛЬЯМ ВОАН МОУДИ
© Перевод Н. Стрижевская
ВЕРЕСКОВЫЕ ПУСТОШИ ГЛОЧЕСТЕРА
Вниз по реке Глочестер, там
Стоит рыбацкий флот,
Вверху — подходит лес к холмам,
У ферм пасется скот.
Здесь полдень голубой
Струит на вереск бледный свет,
На пустошь и морской прибой,
Уводит ветры за собой
Мчать за июнем вслед.
В тени коряги львиный зев
На страже рощи встал,
Ромашки краше юных дев,
Шиповник жарко ал.
Пирушка мотыльков
Идет, раскрылся барбарис,
Плющ на черемухе повис,
Пьянея от цветов.
Кувшинок яркой желтизной
Пестрит прибрежный луг,
Ныряют ласточки сквозь зной,
Зовя своих подруг.
Над морем чаек крик
Затих, но слышен щебет птиц,
Вдруг стайка легкая синиц
Скользнет, как синий блик.
Сама земля здесь непрочна,
Нечеток контур дюн,
Уходит из-под ног она,
Изменчив цвет лагун,
Песок на много миль
Кругом да вереска поля,
Упругий мох пружинит иль
Планеты в такт качнулся киль —
Плывет корабль-земля.
Строй облаков погожим днем
Летит, как паруса,
И солнце мачтовым огнем
Плывет сквозь небеса.
Как шлюпка за кормой,
Луна льет тусклый свет на борт,
И шхуна мчится по прямой,
Как будто ведом ей самой
Ее далекий порт.
Читать дальше