Наташа Корнеева: Северный ветер

воздух расчёсанный
кем-то. Зачем?
Оспами. Осами.
Этим. И тем.

И вот я взрослая
(а может, старая?)
Основа костная
скрипит суставами.

Глаза удвоены,
Шаги замедленны,
доспехи воина
ржавеют. В'едливы
Полоски грубые,
Седые волосы,
Сигары губы мне
Из'мяли, сволочи.

По венам вспученным
На ручках тоненьких
Учить по случаю
Бы анатомию.

Глаза потухшие.
Мечты сгоревшие.
И зубки хуже все —
Не грызть орешки мне.

Коко на фешен стрит.
«Коня» на «мерина»,
А вот душа парит —
Запараллелена.

Ведь мне всё пофигу,
Всё фиолетово.
На завтрак кофий пью
Я с сигаретами,

А пиво на обед
И лучше с рыбонькой.
А вечером – сосед,
Если допрыгаю.

Я вырвалась из плена.
Я лечу.
Лечу куда хочу. Мне было тесно.
Мне скучно стало и неинтересно.
И только ты, и только… но молчу.

Ты в призрачной остался глубине.
Там «лес и дол», они «видений полны»,
И там живут не покидая комнат,
Но.. прикрывают камешки на дне.

Да ненавижу я весь этот пошлый мир!
Все эти лайки, «лав ю», «мяу – мяу»,
Какие к чёрту вы друзья?! Слащавый
устраиваете в помойках пир.

Стихи? Да что вы знаете про них?
У вас слова, как по ****е ладошкой.
А вы сдерите с мясом, не с одёжкой,
И скальп мне дайте. Скальп, а не парик.

Красивая природа? Так пиши!
Не жуй говно, не растекайся жижей.
А так влепи, чтобы до капли выжал
Всю душу и последние гроши.

А если любишь – сдохни, но люби.
Не распускай на розовые слюни.
Сожри все свои слёзы – сопли, плюнь их,
И напиши, как будто отъеби!

Я вырвалась из плена.
Я лечу.
Возьми ружьё.
И пристрели не целясь…
Я ненавижу мир. Он обесценен.
И только ты, и только…
но молчу.

Подфонарные ночи бессонные
Трепыхаются, льнут мотыльками.
Отлетала и я в унисон с ними,
Догорела, спеклась – в утиль сдали.

Мы валяемся склочною ветошью —
Истрепались пыльцу собирая,
Между входом и выходом мешкаю
Позабытого в прошлом сарая.

По соседству со мной вещи разные:
Мы нечаянно все постарели.
Сны из детства наивными сказками —
Отбаюканные колыбели.

Был закат как хрустящая корочка
С подрумяненными боками.
А теперь жрёт глаза смог махорочный
Трубки выкуренной не нами.

Подзаборные мрут одуванчики
Да охрипли, базлая, собаки.
Замутызганы дурами
прачками
До исподнего наши рубахи.

Под фонариком ночи бессонные —
Мотыльков опалённые тушки.
Мелкой сеткой проёмы оконные
Затянули от мух равнодушных.

Если бы меня спросили:
«Выбирай, но времени в обрез,
С кем прощаться будешь в этом мире?
Я б сказала: «Не с кем. Мне бы без
(от) Него сбежать за горы
и забыть. А если я умру —
я его смогу увидеть вскоре?
Если нет, то лучше поживу».

Нет меня. Я в памяти своей,
Как в пустыне, мну песок ногами.
Складываю в душу оригами
Из засохших листьев тополей.

Тополиный пух зудит и врёт,
Варится весь мир в большой кастрюле.
Ночь луну, как жёлтую пилюлю,
заглотила в шамкающий рот.

А моя собака- поводырь
Старая – ослепла и оглохла.
Да и ладно, потому что похрен
Что там – пулемёт или пузырь.

Нам давно пора с ней отдохнуть
(или сдохнуть?), сколько можно шляться,
В результате всех манипуляций
Неизменной остаётся суть:

Нет меня. Я в памяти своей.
Догоняю перекати-поле,
На зубах песок скрипит и колет.
Что там впереди: «стреляй»?, «налей»?

Комариный писк, укусы дней.
Нудно. Неприметно. Монотонно.
Ночь – в углу забытая икона,
А луна – лампада перед ней.

Неопределённое на вкус
Месиво меняет только внешность —
Это допустимая погрешность,
Минус бесконечности на плюс.

Цвет – притворство. Чёрный – основной.
Остальное – примеси обмана.
Не бывает «поздно» или «рано»,
Время – невзаправдашний герой.

Всё, чему учили, – сивый бред,
Лопается больно, волдырями.
Я жила в музейной панораме,
Как бездарно созданный портрет
На гвозде, забитом кем-то в стену
Криво, скособочившись смешно,
Неопределённости пятно,
Вещь, не подлежащая обмену.