Мария Петровых: Костер в ночи

Не пробраться пешим,
Конный не пройдет
В глушь, где ведьмы с лешим
Водят хоровод.

Дикие напевы
Навевают страх…
То лесные девы
С чашами в руках.

Исчерна-кровавый,
Чуть дымится яд.
Не вином — отравой
Угостить хотят.

Чашу ту пригубишь,
Прикоснешься к ней —
Душу здесь загубишь
До скончанья дней.

Оборотнем, воя,
Прянешь в лес глухой,
В страхе все живое
Слышит горький вой.

Много здесь от века
Чудищ и чудес.
Впрямь для человека
Ночью страшен лес.

Где ж цветок светящий?
Поманил — и нет.
Только филин в чаще
Ухает вослед…

Братья Эгле, злобу
Затаив при ней,
Ополночь в чащобу
Завели детей.

Старшего сначала
Мучат без конца,
Чтобы отвечал он,
Как зовут отца.

«Как его всегда-то
Мать зовет? Ответь!
Что молчишь, проклятый?
Кнут при нас и плеть!

Закричишь ты в голос,
Как хлестнем кнутом.
Слышишь, Ажуóлас?
Насмерть изобьем!»

Дуб многовековый
Может рухнуть в прах,
Но предать родного
Не заставит страх.

Уóсис и Бержялис —
Бей не бей — молчок.
Губы крепко сжались,
Сохранят зарок.

И, надежду злую
В сердце затая,
Дрéбуле — меньшую —
В глушь ведут дядья.

Чудеса покажут —
Им тут нет конца, —
Если только скажет,
Как зовут отца…

Страшны их угрозы,
Голос их сердит,
Но, глотая слезы,
Девочка молчит.

В безысходной злобе
Говорят ей: «Стой
В темноте, в чащобе —
Мы уйдем домой!

Может с грозным ревом
Выскочить медведь…»
Но дала ведь слово, —
Надобно терпеть.

Закусила губы,
А дядья кругом
Угрожают грубо
Адом и кнутом.

Дребуле трепещет…
Вот взметнулся кнут.
Как нещадно хлещут,
Как жестоко бьют!

Невтерпеж ей стало,
Слез не удержать,
И она сказала:
«Жильвинасом звать».

Лес дрожит от смеха,
И опять, опять
Повторяет эхо:
«Жильвинасом звать!..»

Эгле, Эгле, спеши,
Обещанью верна.
День девятый в тиши
Догорел дотемна.

Для змеиных детей
Все чужое кругом.
Увидать бы скорей
Свой покинутый дом!

Гаснет солнца багрец,
Тучи давят тоской.
Где наш милый отец?
Где наш дом дорогой?

Даль темна, как беда.
Тяжки грома шаги.
Стоном стонет вода,
В черном небе ни зги.

Быстрых молний резцом
Рассечен небосвод.
Вставши к морю лицом,
Эгле мужа зовет:

«Жильвинас, отзовись!
День погас, тьма кругом…
Жильвинас, появись!
Где ж янтарный наш дом?!

Белопенной волной,
Если жив ты, примчись
Иль волной кровяной,
Если мертв, покажись!»

Море дышит с трудом,
И, тревожна, темна,
Мчится в страхе глухом
За волною волна.

Эгле крикнула вновь
И, как весть о конце,
Видит черную кровь
В белопенном венце.

Не лозу ветер злой
Клонит-гнет у воды —
Гнется Эгле лозой
От недоли-беды:

«Кто предатель из вас?
Да убьет его гром!
Мать-земля в грозный час
Да поглотит живьем!

Кто обетов святых
Не сдержал до конца?
Кто из вас четверых
Выдал имя отца?..»

Стон кровавой струи
Отвечает, звеня:
«Злые братья твои
Загубили меня.

Знает дочка моя —
Под ударами кос
Пал израненным я
На зеленый откос».

И, скрываясь из глаз,
Застонала волна…
«Не оставь, милый, нас», —
Заклинала жена.

Больше сил нету звать,
Силы сердца ушли…
Волны катятся вспять,
Исчезая вдали.

Ясен взгляд сыновей,
Клонит голову дочь…
Деться некуда ей,
Стыд жестокий невмочь.

Лютой скорбью скорбя,
Дочке мать говорит:
«Проклинаю тебя!
Сердце горем горит!

Ты осиною тут
В вечном трепете стой.
Птицы гнезд не совьют
Под дрожащей листвой.

Будет больно чесать
Ветер косы твои,
Будут люто хлестать
Дождевые струи!..

Ночь нисходит с высот,
Людям отдых сулит.
Кто бездомных сирот
Позовет, приютит?

Позажглись тут и там
На селе огоньки,
Люди все по домам,
На воротах — замки.