Вячеслав Ладогин - Спички

Дуда из белого листа,
Судьба без блёсток, без помады.
Но где в них, в сумерках, звезда,
Что копит дружеские взгляды?
Джаз вертит облак, как винил.
Взошла труба, как ум за разум,
Внезапный Паркер ум пленил,
Ум оковал. Жизнь пахнет джазом,
Жизнь всё смешней. Мерцает комп,
Прикинулся фонарь звездою,
И солнце, вспухшее как тромб,
И дух смущённый над водою…

Но листья за твоим окном,
Но перечёркнутые клетки
Тетрадные, но смех соседки,
Известной токсовской кокетки,

…В серебряном саду ночном…

Нельзя поддаваться отчаянью: уныние, Ладогин, – гроб.
Не вдруг выбирать собеседника, но чтоб не попался жлоб.
Хватает мне на обед сухого хлеба с травою?
Так – усы всему свету не дёргать, посчитав их за свой укроп.

Я встретился с Пушкиным в дымке, где реальность граничат и сон.
Живые черты, быстрый взгляд, и был полон мучения он,
Его одиночество было уж разбавить ничем нельзя.
…Он смерти своей ожидал, как Рука ожидала гвоздя.
Потом я заснул… и приснился мне осенний лиственный лес,
И голос в том сне моей крёстной, которой уже нет здесь:
«Ты видишь», – сказал мне, – «там, где Александр Сергеич прошёл,
На каждом шагу белый гриб травяной пробуравил шёлк,
А там, где брызнула кровь его по лесам всей России, там —
Рыжими целыми стайками лисички бегут по мхам».

Какая красивая сказка, – подумал я в полусне, —
Нежнее любой колыбельной. Простая. И нравится мне.

Жене отрезал Пустяков:
– Не визитёр в кинотеатры
Я после эфтой «Клеопатры»:
Ни в грош не ставят мужуков.
Там, Тань, египетские… падлы.

Муж заворочался, двуспальной
Кроватью скрипнув. «Раб нахальный», —
Вдруг слышит, сам не понял, как
Шлёп, на паркет упал бедняк,
«Пшёл вон», – шипит царица спальной.

«Не понял, чтой-то ни рожна я,
Танюся, что не так, родная?»…
А Танька, как в кино, точь в точь:
«В мою торжественную ночь
Не приходи. Тебя не знаю».

Знал ужас я и страх свой звал– Иваном.
…Был Глебов кандидат в КПСС.
Мне виделся «Глеб» неким злом коварным —
Так он – так радовался, прям дитя. Он влез
На грудь мне, Славке, зверь, ножищами и, стоя
Как памятник, велел: «Блядь, пушкин, оду
Пиши-кось про меня, не то грудину вскрою», —
Ответствовал я злой частушкой сходу,
Сержант прочь отошёл.

1. От тех, кто враждует, всех тех, кто бунтует,
Ото всех, кто пленяет, во зле обвиняет,
2. Кто кровь обожает, шаббат нарушает,
Меня упаси ты, Отец!
3. Все Хребет мой ломают, как сила – солому,
Но я ж не повинен Греху никакому:
4. Ведь жил себе честно, Тебе же известно,
Очнись! Пробудись, наконец!
5. Встань, будет дремать! Все народы обследуй,
Всех их, оскорбителей правды заветной,
Казни! Без пощады для них!
6. …Ишь, ходят, ишь, рыщут – чуть вечер, собаки,
Урчат животами, готовятся к драке,
По городу бродят – знай, алчут, вояки,
Потрохов приобщиться, к тому ж ведь – моих!
Слышишь?

Припев:
О небесной тропе Твоей думая, проводил в её поисках дни.
И когда забрезжила в сумраке, поспешили ноги мои.

7. Чуть вечер… Ишь, рыщут… треща языками.
Ты скачешь – язык ли у них меж губами,
Нет, меч, честно слово – ведь – меч!
Мол кто нас, охальников, слышит?
8. Гром, нет же! —
Задай, Гром, им перцу небесного, свеже-
помолотого – чтоб сбежать им, понеже…
Ну, как от Грозы – не побечь?!
9. Ах, пусть моя крепость – стоит как стояла:
Ведь кто мой помощник? Вот то-то! Немало
10. Ты явишь добра мне, а им – зла, зла, зла!
11. Гром, вот только что: убивать их не надо,
Пусть Грома попомнят, блудливые чада.
Позор им награда, да – страх им награда,
Чтоб знали бы – наша взяла!

Припев:

12. За то, что творят языками проказу,
Клянясь, чтоб забыть про слова свои сразу —
Пусть скорчит им ужас смертельный гримасу,
Пусть смерть поцелуют в лицо!
13. Но не убивай ты их… – пусть уважают,
Пусть помнят, чья мощь всей землёй управляет,
Кто в Доме Йа’акова главный!.. Смеркает-
14. ся солнце – сейчас стая псов
Голодных нагрянет, вдоль стен будет рыскать…
15. Ай, нет им куска ни далёко, ни близко,
Осталось повыть на луну.
16. А мне – воспевать Твою силу и милость:
Смахнул Ты слезу, что из глаза катилась,
17. Мой Друг, мой Помощник! Вся грудь устремилась
Всего себя выплеснуть в Твою вышину.