Вячеслав Ладогин - Спички

Спросить хоть у девицы деревенской,
Что с жестяным ведром белоэмальным
Идёт себе, по-своему мудра.

Вахлак с ней заговаривать не стал:
У них по жизни разные задачи.
…………………………………………………………
……………………………………………………………

Шмель в колокольчик влез, боюсь, до дна —
И кажет плюшевый в полоску задик.
Блестит листвою яблоневый садик,

Даль пресно приближается. Пылит
Дорога сельская. Твердь самолёт сверлит.

Надув цветок, шмель задом вылезает
И, рыкнув как миниатюрный лев
(Люблю смотреть как в жёлтый львиный зев
Грабитель заползает),
Шмель полетел. Мне скушно без него.
………………………………………………………………
Шмель Славке драгоценней был – всего.

Я —
шкет… Вот Холодильный институт,
И сквер напротив. Сквер теперь застроен.
Ребята наши собирались тут.
И был футбольный корт такой устроен
Для потных мужиков и пацанов.
И, в общем-то, хватало мне штанов,

Да не совсем: я помню парень – Рафка
Носил пиджак, я, шкет – балдел – пиджак
Без хлястика с двойным разрезом сзади…
Он прыгал через стенку: Бога ради —
Как здорово… и в драку он вступал.
И Слава Ладогин в милицию попал.
Ещё Панама… этот клёш на нём!
Я видел сны о подлинной свободе,
О брюках клёш, о пиджаке таком…
Бродить так модно во дворе ночном…
Я – шкет, я – сны…
Что делать мне теперь?
Что снилось в детстве, после не сбывалось.
Том Пушкина. Зачем, зачем? Поверь,
Над ним печально молодость умчалась.
На клёше сочинял я бахрому,
Из хлопка выдирал-пыхтел по нитке.
Зачем читал я Пушкина в избытке?
Зачем не жил как люди? По-че-му,

Зачем вполсилы дрался и любил?
Что смысла девам в рифмах принуждённых?
Зачем, зачем у тополей зелёных
Я во дворе шкетом так водки мало пил?
Что, лётчик Пушкин, сделал ты со мной?
Уж смысла сердце в жизни не увидит.
Солдат же – врёшь, ребёнка не обидит!
А ты? Ты, камер-юнкер отставной
Зачем меня, я ж Славка, не тунгус? —
Ты вынудил читать, не разбирая
От слёз в глазах? Ты обещал мне рая,
С тобою не до ада ль доберусь?

Ты вещь носильная. Я жизни не узнал.
Не выше пёстрой клетчатой рубахи
Простёрся мой несложный идеал.
Из за тебя бывал я битым в драке,
Из-за тебя с девицами не спал,
Как ни смешно. В тюрьму попал (почти)
Из-за тебя. Уж ты за брань прости:
Зовя навстречу смерть, чумную гостью,
Как с кистенём, кто шёл с чугунной тростью?
А девок у друзей кто отбивал?
А кто их обнимал и це-ло-вал?
В порыве чувств пустых, ненастоящих,
В слепых очёчках, мимо лож блестящих,
Что здесь дежурный делал твой герой?

Как выжить мне? Осеннею порой
Ох, гадко в Петербурге оказаться
Твоим тунгусом, Пушкин, лет в пятнадцать…
Ты всё сменил мне – душу, жизнь и вкус.
Прости мне, бюст, я – шкет…. Чжурчжэнь… тунгус.

В глубине моих недр – коротышка, Барков – как его я послал
Подальше, визжит, он, мартышка! Рёв стоит – как из уст осла:

«Ты лишил мя бабцов, скот! – бухла, бань, рыбалок… и где мой футбол?
Для чего ж я, мартышка, жила? Для чего ж я ишачил, осёл»?

– Хорошо, что всего лишил я тебя, обезьяноосла,
Скажь мне данке , что не придушил,
так что неча тут мне – «бла-мне-бла-бла».

Я Слава Ладогин. Фелица —
Основа скорбного письма.
Я к вам пишу – прошу молиться
За Русь, сходящую с ума.
Вас не смутить таким итогом,
Державин? Что ж, я вашим слогом,
Смутясь, насилу овладел.
Я вам не то чтоб подражаю,
Нет, заступиться умоляю…
Начну. Кто ж начал беспредел? —

Победоносный поп с Кавказа!
Вползла в московскую орду
Киргиз-кайсацкая проказа
…Под чью, прапращур мой, дуду?
– Под чью дуду – мяучит эхо —
На мировом белье – прореха:
В Шестую долю простыни?!
Русь – в язвах, белый снег – не штопка,
В гербе двуглавый дятел-попка…
Дал водке слово Жомини.
Дал травке слово – для покою…
Жаль, мало нас, мышей – живых:
Осталось – подерзить с судьбою,
Нас, пращур, правнуков твоих,
Нас – острым когтем инородца —
Не счесть разорвано – народца,
Тьмы – трижды тьмы, – дед Блок шутил.
Блок, Блок!.. Накрылись тьмы, короче,
На мёртвых – тьфу… апчхи на прочих:
Знай – Рашу – мамку всех кутил!