…У лукоморья дуб зелёный.
Коробок VII
Правописанье, чуден твой обряд, не наравне мы, тайнопись превыше
Трудом брось докучать душе,
И отравлять свой жар – терпеньем,
Спасенье не в мечте, ниже́
В усердье рук, спасусь я – пеньем.
Простая вещь – запеть вот так,
Как всё поёт: ведь слышишь? чуешь?
Зачем чуть свет не утренюешь
Апрелю? Года мягкий знак,
Апрель к нам близок! – разделенье
Весны на слоги, года на
Два полуяблока. Красна —
Пой, не пытай, – весна, терпенье!
Я на озеро мальчонка, шкет, похаживал,
На ершовую ушицу налавливал.
На кукан затем нанижешь их заживо,
В кипятке крутом уваришь их набело,
Плюс картошка, да плюс перца горошины,
Плюс лаврушка, плюс крупы ложка гречневой —
Ничего такого вроде хорошего.
Вкус запомнился, хоть помнить там нечего.
Ради ль этого с утра по туману я
Выходил с жестянкой ржавой, с ореховой
Длинной удочкой, сквозь травы лохматые,
Бороздой, в росе пробитой телегою.
С бледным озером обнявшись как будто бы,
Наклонившись к кромке неба белёсого,
И какою-то мечтой грезя смутною,
Я свистел в знобящем воздухе лёсою.
Нет, не ради, не для пресного варева
Я студил босые ноги водицею
И разглядывал в упор утра зарево
До слезы, до слепоты под ресницею,
Да гусинку наблюдал неподвижную,
Что качалась меж листов белой лилии,
Будто ей вверял судьбу свою личную —
Поплавку-пустышке – жизнь свою милую.
Не клевало. И губою не трогало,
И в мозгу возникло царство подводное,
Где налимы ходят рядом и около,
Где плотва сверкнёт, увы, не голодная…
Мой червяк в воде прокис, не шевелится,
Ну кому такая дрянь соблазнительна?
И в удачу больше сердцу не верится.
Вдруг – поклёвка, и – пошло!.. Как извилисто,
Покрупней добыча тянется-тянется,
По осоке острой прыгает блёстками…
Вот от этого и привкус останется,
Ёршик, перчик, поплавок под берёзками.
Жене Мякишеву, Грише Хасину
Два зерна мы – две мы капли,
Спим… сплю… спишь. Летим
Из высот, чьи облака пле-
скают в бездну дым.
Ниже звёзд – запашка: туча
В ясной вышине,
Дождь под ней, над пашней – луч на
Пламенном коне.
Луч касался безвоздушный
Нас когда-то, брат.
Снится нам всей жизнью скучной,
Что лучи – горят,
Как над чёрной тучей ярок
Золотой пожар…
Будет май, и в мае жарок
Наш весенний пар.
Не успеешь оглянуться,
Милый друг, в ночи,
Как над тучей нас коснутся
Вешние лучи!
Мы – как два зерна, – две капли,
Спим… сплю… спишь. Летим
Из высот, чьи облака пле-
скают в бездну дым.
Спал, и стал я – во сне – из кино персонаж,
Шумно. Наши берут Перекоп,
Только вот не дожить, расстреляют с утра ж,
Грязно. В темени – вошь. По лбу пот.
И как будто бы Лермонтов, мальчик, стоит,
Вот, сейчас тонкой ручкой махнёт,
Он как только махнёт, смерть меня не минёт,
Потому как я гаже, чем жид.
Как я гаркну тогда, Славка Ладогин: «знай,
Жизнь моя такова ж, как твоя,
Нет мне больше от вас, белой кости, житья,
Отпускай, голубая кровь – в рай…
Вы любили крестьянок, вы «парили» их
В блеске царских военных крестов.
Но бастарды восстали на дедов своих:
Будь, красавец, поручик, здоров!
Погибай от октябрьской шашки, дурак,
Покидай нашу родину, мразь,
Потому, что законный, что старший ты брат,
Потому что сгнила твоя власть!
А куда уж горячий мой конь полетит,
Это личное дело моё,
Только больше ты мне не укажешь пути
Ни в Россию, ни прочь из неё.
Мальчик тонкой рукою на это махнул,
Я проснулся от слёз на глазах:
Это ж Лермонтов был, я бы мог – о стихах…
Ну, не подло ли сон обманул?
Дремли ты – память в пеленах берёз,
Светящихся потусторонним знаньем —
Пусть ветер, ветер душу бы унёс.
И дал бы Бог остыть воспоминаньям,
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу