Вячеслав Ладогин - Спички

Дал – пешеходу по траве – их замолить,
Так быть, как будто жизнь не начиналась.
Траву куснуть и время отменить,
Печали всех разлук, болезнь, усталость —

Жизнь – обратить в красивый анекдот, —
Что был при встрече вскользь рассказан Богом,
Закончившись весёлым: “ Ну дак вот;
Ещё мы, Слав, поговорим о многом”…

Шумят берёзы, точно вдоль травы
Бегут к реке в кокошниках дриады.
Что ж, свет и воздух! Вы опять правы.
Вы, именно вы – высшие награды.

Нет будущего так, как нет былого.
Но целый мир душе принадлежит.
От пьяного дыхания земного
В руке травинка мятная дрожит.

Берёзы светятся. Глаза сухи.
Сквозь солнце тучка в никуда умчалась.
Ни запаха, ни взгляда не осталось.
Нет в памяти ни смеха, ни руки…

Лот! Уходящий, хоть поплачь по мне!
Ночуя недалече от пожара:
Шмель! – улетевший в поисках нектара
Губами рыбы – на небесном дне
Лот удирающий! Ты плачь о мне!

Конь чей-то – столп оближет языком
И, соль любя, узнает запах крови!
…Ужалит всадник плеткой (как смычком —
И рухнет нотный стан, басовой злясь подкове)…
И пепел закружит вслед за конем.

Лот. Пусто! Где же небо? Белый звук
Гремит. Незримы знамена творенья;
Что ж так земля нема? Смолк всякий как-то вдруг,
Всем Южный Крест зрачки рассек на четверти отмщенья!

Спасающийся Лот! Вопи по мне:
Мне – травы сохлые – петлею – давят шею.
Я – висельник. Как праведных искать я смею?
Я нем как рыба на небесном дне.
Но Ты о Ладогине помолись, о мне.

Меня поразило лицо Перельмана.
…Держа алый уголь в перстах, он чертил
Шары на воздусях, как буквы Корана,
И брызнуло время сквозь запах светил,

Он углем по воздуху пел, Перельман,
И твердь уважая, почтительно волны
Ударились о́ землю, смылись – в туман,
Там камни – распелись, свидетельством полны,
Уподобясь велеречивым умам,

Там свет наступил, там – подводная лодка
Всплывает, как твердь, как Россия, как Курск.
И было мне – гневно, и стало мне кротко,
И горькое небо я понял на вкус.

Жизнь – мансарда с видом в гроб. Фрамуга
Вибрирует: порывы ветра, дождь…
Бирюзовая, душа, ползёшь
По стеклу, моя ты – мартовская муха.

Застеклённые, цветастые дали,
Там утраченный сладкий аромат
Предапрелья, снеговой печали,
Градин, капель… ахнуть сверху норовят.

За стекло не вылетим бесплатно мы,
После не воротимся обратно мы.

Море звуков за порогом,
Коим нет дороги в дом,
Пригодятся во немногом,
Что я взял звучать потом.

Шум пьянящий, гвалт невнятный,
Визг детей и женщин смех,
Томный плеск пруда, приятный,
Шорох радиопомех.

Чужедальний прозы голос
Треплет кудри языка,
Как льняной ласкает волос
Внука – бабкина рука.

Из корней и их приставок
Брызнет вдруг да звук живой —
Листьев лепет спозаранок.
Прежней жизни полустанок,
Двор со старческой молвой.

Я молод был. Жили в гостях у подруги жены
На Умбе, в пяти километрах от Белого моря,
Где сёмгу крадёт браконьер у безумной страны,
Не зная ни совести, ни рыбнадзора, ни горя,