Гизелла Лахман - Избранная поэзия

Нам было вместе сорок лет,
А годы те — беспечные!
Я помню вишен вкус и цвет,
И споры бесконечные,

На лбу каштановую прядь,
Глаза такие синие…
Он обещал мне описать
Передовые линии.

Письмо любви. Какой-то бред
Писал в канун сражения.
Но мне вернули мой ответ
Уж после отступления…

Асфальт блестел, сырой и гладкий.
В тумане темных улиц тишь.
Шуршали шелковые складки
И капли дождевые с крыш.

А сквозь опущенные шторы
Желтели отблески огней
И, как непрошенные взоры,
Смущали черный рой теней.

Мой путь извилистый все уже,
Чем дальше — меньше фонарей,
И в полутьме мерцают лужи
У чьих-то замкнутых дверей…

Радость кружит слова в исступленном танце
Словно ветер, бывало, акаций цвет…
О, не ты ли тогда в своем школьном ранце,
Озираясь, унес мой портрет?

Мне мерещатся вновь купола золотые
И обрыв над рекою при свете костра…
Ты принес издалека кусочек России —
Колокольные звоны и омут Днепра.

Это было в сказке древней —
В позабытой Новой Деревне…
(Как тоску превозмочь?)
За чертой Петрограда
Из чахлого сада
Белая ночь
Глядела в окно
Это было давно.

Это было в старой сказке:
Страстные песни… Томные пляски…
Дымный низенький зал…
Гитары… Цыгане…
В углу на диване
Подымает бокал,
Осушает до дна
И смеется она.

Но лица не могу узнать я…
Вижу бронзовый отблеск платья,
Цветок в волосах
И удаль в глазах.

С песней плывут из тумана
Бархат потертый дивана,
Запах забытый цветка,
Медные шелка…
Это было весной
И она — была мной.

В осеннем дне разлита жалость…
Плывут печально облака…
И почему то сердце сжалось,
Дрожала жилка у виска.
Я на часы смотрю украдкой.
И нервно тереблю браслет,
Но знаю, вспомнить будет сладко
Когда-нибудь — сквозь дымку лет:
Настурции, кусты сирени
В несуществующем краю,
Навес, дощатые ступени,
Фуражку синюю твою,
Рубашки вышитой узоры,
Охапку разноцветных роз
И даже вздох вагонной шторы,
Когда рванулся паровоз…

Окно позолотил июньский луч заката…
Раздался странный звук, прекрасней мудрых слов.
С победным возгласом вошел он в дом отцов
Из мира смутных снов, куда нам нет возврата.

Священным трепетом душа моя объята.
Я чувствую восторг, волнующий творцов.
Младенца слышу я протяжный властный зов…
Былой беспечности так радостна утрата!

Мне чудится за ним всех поколений ряд
И кажется, они меня благодарят…
Я тайну вечности постигла в те мгновенья.

Ведь, это новое — мое, мое! — звено,
Связуя прошлые и будущие звенья,
Навеки в нашу цепь любовью включено.

Прильнул он к моему плечу,
На лоб спадает светлый локон…
Я сказки мальчику шепчу.
Сгустились сумерки у окон.

Камин… и отблески огня…
В глазах ребенка вижу ласку.
Глядит он ясно на меня,
Внезапно прерывая сказку.

«Ты можешь ли меня любить,
Когда я непослушен, мама?»
Не уловивши мысли нить,
«О, нет!» я отвечаю прямо.

«А люди добрые, скажи,
Меня полюбят ли — плохого?»
Целуя кудри цвета ржи,
«Нет, нет», я повторяю снова.

«А Бог? Он любит всех людей…
Детей капризных тоже, мама?!»
«И Бог не любит злых детей».
Как мальчик мой, и я упряма.

Он призадумался, вздохнул,
Развел руками безнадежно,
Но мудро на меня взглянул
И вдруг промолвил безмятежно:

«И Бог, и добрые, и мать,
Когда шалю, меня не любят.
Пойду разбойников искать:
Они и злого приголубят!»

Всё в мире круто изменилось
И в новое вошло русло.
Прошедшее мне будто снилось,
И нет его — оно прошло.

Но где-то там, в пространстве вечном,
Хочу, хоть на короткий срок,
С былым незнанием беспечным
Войти в ушедший мой мирок.