Николай Добронравов - Как молоды мы были

Культ личности…
Вождь был во френче и с трубкой.
Культ этот с трудом мы сумели снести.

От прежнего культа – обрезки, обрубки…
Командуют нынче
не культ, а культи.
Как вертят кульбиты культяшки, культяпки!
С большими деньгами
кули – как нули.
И снова Россию кладут на лопатки,
да так, что холопы вождя не могли!

На личности мы разменяли общину.
Вот новый мессия!
Вот прима! Звезда!
Присмотришься ближе:
не личность – личина.
Под нею зияющая пустота.

В победном реестре зияют изъяны.
…И все ж чуть уверенней стали шаги.
Обидно одно:
распрощались с друзьями.
Вокруг конкуренты, братки да враги.

К сенсациям резко возрос интерес.
Порою мы вновь доверяем наитию…
Подавлены массой сверхновых чудес,
случайностью мы объясняем открытия.

Во власти и в сласти рекламных огней
в удачливом малом мы чествуем гения
и спорим в компаниях – что же важней:
недели труда или миг озарения?

Бессмысленен этот поверхностный спор.
Наука, как встарь, доверяет выносливым.
…О, сколько учился великий помор
и сколько стерпел, чтобы стать Ломоносовым!

Можем, ребята, и мы отличиться,
Лишь бы повыгодней выдумать феньки.
Главное нынче – обогатиться.
Деньги не пахнут! Не пахнут деньги!!!

Люди богатством болеют, как корью.
Вдруг где-то рядом выстрел бабахнет.
Врете, проклятые, что деньги не пахнут.
Большие деньги пахнут кровью…

От минувшего н е куда деться.
Не погасли былые огни.
Трудовое военное детство.
Наши послевоенные дни.
Все ровесники – Зыкина, Яшин —
жили общим нелегким трудом,
помогали измученным старшим,
сторожили покинутый дом, —
коммунальный,
многоквартирный,
где все жители – просто свои…
Здесь простились с обителью мирной
члены взрослые нашей семьи.
На войну, за победой ушли вы.
Был священным верховный приказ.
Даже бедность была справедливой, —
не такой,
как богатство сейчас.
И порою мне, как откровенье,
память шлет свой мерцающий свет,
как в совхозе «Поля орошенья»
я работал с двенадцати лет.
Опоздать не посмел я ни разу.
Был не первым в семье трудовой.
Но, наверно,
был самым чумазым
я в слесарной своей мастерской.
Мастеров наших строгие лица.
Муфт и в е нтилей добрый запас…
И святая потребность трудиться
с той поры не покинула нас.

…Все проходит. Приходит в забвенье.
Как все это безумно давно!
Нет совхоза «Поля орошенья»
возле станции Косино.

С прошлых лет убираются сходни.
Кадры прошлого притемнены.
Может, главное в нас и сегодня —
Мы подранки.
Мы дети войны.

Все мы ранены временем дальним,
где бесспорны и вера и труд.
Мало нас,
ветеранов опальных,
но в сердцах наших исповедальных
раны эти не заживут.

Уже давно наш поезд отошел,
и оттого
в среде моей нередки
дешевых утешений валидол,
спокойствия снотворные таблетки.

Но в сердце есть
и гнев еще, и честь,
еще душа в церквушке не отпета,
чтоб сумерки уюта
предпочесть
неврастении алого рассвета.

Хозяева жизни, я вам не гожусь.
Я просто спокойно живу и тружусь.
Нет, я не перечу российской судьбе,
хоть, в общем, сегодня мне не по себе.

В руках ваших цепких рубли и рули.
Вы грабить и править на землю пришли.
Я петь дифирамб олигархам стыжусь.
Хозяева жизни, я вам не гожусь.

Я шрифт не меняю. Я помню войну.
И горечь и боль. И победы весну.
От памяти этой я не откажусь,
поэтому тоже я вам не гожусь.

Негромких доходов своих не стыжусь.
С женой не скандалю и не развожусь.
Усадьбой в Майами не обзавожусь.
Для прессы для вашей никак не гожусь.

Я верю: бесплодные годы пройдут.
Из небытия вновь поднимется труд.
Я верю в свою непокорную Русь,
поэтому тоже я вам не гожусь.

Я сказку лесную твержу наизусть.
Щекою небритой к березе прижмусь.
Несрубленным рощам еще пригожусь,
я этого светлого часа дождусь!

Вы знаете сами: я вам не гожусь.
Я в глянце сегодняшнем не издаюсь.
А в книжках моих вы могли бы прочесть
о жизни, о той, какова она есть.