Николай Добронравов - Как молоды мы были

Наблюдатель стоит где-то тут, за углом,
и при нем не моги показаться вдвоем
ни с товарищем, лучшим из верных друзей,
ни с единственной, главной идеей своей.

Все невзгоды скорее сдадутся двоим,
а со мной совладать будет легче с одним.
И, подкравшись тихонечко из темноты,
нас нарочно разводят, как разводят мосты.

Отрекаясь от чьей-то родной нам судьбы,
мы нелепо и немо встаем на дыбы…
По перилам осклизлые цепи скользят,
и опоры беспомощно в небе висят…

С грузом злобы в утробе плывут корабли.
Если б были мы вместе, они б не прошли.
Только каждый один, как начало начал,
и ознобно чугунным плечам по ночам…

Всех враз, под одну под гребенку,
чтоб не было комплексов лишних!
Тогда я, почти что ребенком,
услышал словечко
из «бывших».

Прекрасное равенство было
иль серая масса прохожих…
Считалась великою
сила,
где все друг на друга похожи.

Но вдруг…
словно в сердце заноза,
как хрупкая песня фаянса,
в общагах завода,
в колхозах,
в модели рабоче-крестьянской —
встречались осколки дворянства.
Родные по сердцу, по крови —
осколки дворянских сословий…

Ах, эти нечастые встречи
с тем,
кто еще помнил французский,
с изысканной русскою речью,
в костюме потертом и узком.

Ему в эти дни «не светило».
Он был средь ненужных и сникших.
И шепотом мать говорила:
«Он тоже из наших,
из бывших».

Пусть «бывших» до срока списали
под злые анкетные муки,
пусть их зажимали, сажали,—
они о себе заявляли
в строительстве,
в театре,
в науке.

Не враз стало подданным ясно:
в субстанциях краснознаменных
из «бывших» немало прекрасных
творцов
и великих ученых.

Им в партии не было места.
Но даже в военное время
считались в Генштабе советском
с их «бывшим»
тактическим мненьем.

Теперь ту страну подкосили.
Хребет у державы сломали,
и в новой невнятной России
советские «бывшими» стали.

Блокада над прошлым, блокада.
Рецепт, как и прежде, известен:
избавиться «нынешним» надо
от бывших поэтов и песен,

от бывших побед и открытий,
от памятников героям.
Теперь снисхожденья не ждите, —
мы всех вас до срока уроем!

Сегодня вы – лишние люди,
как раньше индейцы, как инки,
вас точно, заразы, не будет
на нашем сияющем рынке!

Одним повелительным жестом
смогли уничтожить, убрать и
расправиться с русским наследством
всей демократической ратью.

Мы слышим надсмотрщиков, слышим.
Но мы унижаться не станем.
Родители были из «бывших»,
теперь стали «бывшими» сами.

Приемник не делайте тише!
Не нужен податливый микшер.
Пускай нынче каждый услышит:
«Козлы! Вы из прошлых. Из бывших!»

Скучнеют вокруг демократы.
Кривятся вокруг либералы.
Им «бывшие» путают карты,
сметают порой с пьедестала.

В стране олигархов и нищих
так много, представьте, «из бывших»,
веками России служивших,
достоинства не уронивших,
не наполнявших кубышек,
друзей и зверей не губивших,
безумно и нежно любивших,
Россию в себе не убивших
из «бывших».

В столице нам жить не пристало вчерашним.
Заботы о моде – ох! – так нелегки…
Туристы глазеют на странные башни —
квартал «Москва-сити» у русской реки.

Мы сами порою припомним не сразу,
что срыто вот здесь, что повалено там…
Лишь дождик – арбатский дьячок сероглазый
поет панихиду снесенным домам.

…Над шоссе – дымовая завеса,
в чаще – кашель усталых берез,
и глаза подмосковного леса
все красней от рябиновых слез.

Шизофреники или святые,
люди с проседью в желтых кудрях
собирают осколки России
на полянах, в церквах и стихах.

Что заброшено, то и забыто,
заболочен заветный родник,
и поник
твой воспетый, пропитый,
твой тургеневский русский язык…

Ах, как русских по свету носило,
как косило войной да тюрьмой…
Ты все дальше уходишь, Россия,
ты уже не вернешься домой,
где за речкой, за старою Рузой,
средь осин, средь осенних лесов
бродят двое оставшихся русских,
верных родине верностью псов.