И твой серо-зеленый взгляд —
Как апрельский сад —
Аметистом вдруг отливал,
Когда я целовал.
Вдруг казалось – твой смех навек
Отзвучал, поблек, —
Но сиял, дразня и блестя,
Пять минут спустя.
Как цветок, от влаги спасалась ты.
Сквозь густые заросли
Ты бегом припустила в дом
Под теплым дождем.
Где ловцы, что тебя б догнали?
У твоих сандалий
Крылья выросли, как у фей,
Но у фей – грубей.
Твои кудри свободно падали.
Я заплел их – правда ли? —
Словно жрец в начале торжеств:
О древний жест!
Как я комнату помню ту
И сирень в цвету —
Прямо в сад окно, и цветы в нем
Под июньским ливнем.
Сквозь сон, сквозь хмарь
Помню платья темный янтарь
И как сейчас —
Рукавов золотой атлас.
На руке, взмахнувшей мгновенно,
Голубела вена,
А в голосе – «До свидания» —
Колыхнулось рыдание.
«Вы растратили жизнь на ложь!» —
Это было как нож.
Ничего теперь не вернешь
(Слеза или дождь?).
Оживет ли на миг родство,
Что давно мертво?
Пережить его вновь дано ли —
Ради свежей боли?
Но уж коль мое сердце, птица,
Должно разбиться —
Будет слышен хрустальный звон
До конца времен.
Жаль, я прежде не знал, что Бог
Сочетать бы мог
В тонкой колбочке костяной
Ад и рай земной.
These are the days when Birds come back —
A very few – a Bird or two —
To take a backward look.
These are the days when skies resume
The old – old sophistries of June —
A blue and gold mistake.
На бабье лето пара птах
Появится в родных местах
Прощальный бросить взгляд.
Те дни июньской пустотой,
Ошибкой сине-золотой
Смущают и язвят.
Есть в осени первоначаль —
Ной та особая печаль,
В которой сладость лет —
Них дней уже сопряжена
С тоской осенних, и она
Не утоляет, нет.
Так осенью за дачный стол
Присядешь под рябинный ствол,
Припомнишь день, число —
И думаешь: такая мать!
Что толку было приезжать?
Скорей бы занесло.
Еще не осень, но уже
Не лето. Все на рубеже.
Казалось бы, заман —
Чив кратковременный возврат,
Разрыв времен, как говорят,
Такой enjambement.
Но нет. Еще переносим
Упадок – да и Бог бы с ним, —
Но повторять – уволь.
И боль терпима в первый раз,
Но страшен вечный пересказ,
Вернувшаяся боль.
Здесь время делает петлю.
Я этих петель не люблю —
Усов, узлов, лиан…
На всякий шаг, мельчайший сдвиг
Бывает свой возвратный миг,
Отступник Юлиан.
Жить при отступнике – не дай
Бог никому! Вернувши рай,
Он воздвигает ад.
Сильней, чем орднунг любит Фриц,
Я ненавижу этих птиц,
Вернувшихся назад.
Как их проводишь в первый раз —
Ну все, ты думаешь. Сейчас
Изменится среда,
Эпоха сдвинется, – но шиш.
Они вернутся – и решишь,
Что это навсегда.
Жить можно в Риме сотню лет,
Терпя упадок, гнет и бред,
Гоненье на Христа
И миллион других тягот;
Но при отступнике и год
Страшнее этих ста.
Тиран бывает зол и туп,
Страшней его воскресший труп,
Гнилое божество.
Тут не простится ничего:
Ведь воскресившие его
Всё знают про него.
Я жил при цезаре, прости.
Но этих сгнивших до кости
Отступнических лет
Не пожелаю и врагу.
Я жить при цезаре могу,
При чучеле же – нет.
Есть два иль три осенних дня,
Невыносимых для меня.
Зовут их Божьей запятой,
Ошибкой золотой.
Отступники, летите вон,
В другое место, за кордон,
А то сейчас начну стрелять —
Мне нечего терять.
Мне не жалко добрых —
что жалеть добрых?
Мне жалко злых.
Призывает жалость на себе подобных
Грешный мой язык.
Жалко мне собаку, что на всех лает,
Видя в том долг,
Покуда ей навстречу вдруг не выбегает,
Например, волк.
Жалко, когда плачет «Я больше не буду!»
Форменный Ваал.
Я не знал Франциска, не встречал Будду,
А таких знавал.
Жалко атамана, что шайкою брошен,
Черного линкора, что пошел на слом,
Жалко зла, столкнувшегося с большим,
Много большим злом.
Помнится, работал я в одной газете,
Был такой грех.
Там была старуха злобная в буфете,
Орала на всех.
Не так поднос держишь,
не так посуду ставишь…
Задуматься – цирк!
Помню, спросишь:
бабка, что ты меня травишь?
Она в ответ – зырк!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу