Дмитрий Быков - Если нет

Когда я с работы карабкаюсь домой —
еще хорошо, что не с сумой, —
Все чаще я думаю просто: «Боже мой»,
ежусь – и снова: «Боже мой».
Какой ужасный ветер, какой ужасный ветер!
Осени черный океан!
Куда стремится Фауст, о чем страдает Вертер,
кого еще хочет Дон Гуан?!
Мы все еще жаждем кого-то подчинять,
планируем что-то отжимать —
А важно только, пустят ли переночевать,
пустят ли переночевать.

В России холодает к началу октября, и вот
что надо помнить о ней:
Чем горше досталось, тем проще отобрать;
чем легче досталось – тем трудней.
Талант не отнимешь, породу не отнимешь,
характер и пятую графу,
А дом или деньги, работа или имидж
вообще отбираются, как тьфу.
Тогда уже не важно, умеешь ты кивать,
ковать или деньги отмывать,
А важно, пустят ли переночевать,
пустят ли переночевать.

Я много трудился бессмысленным трудом
в огромной и холодной стране.
Я вряд ли куплю себе прииск или дом,
но главный мой приз уже при мне.
Я плохо умею кастрюли починять,
получше – страшилки сочинять,
Но меня здесь пустят переночевать,
пустят переночевать.

Сначала, как водится, станут очернять,
позже предложат линчевать,
Но меня здесь пустят переночевать,
пустят переночевать.
Чучелу пора себя переначинять,
надо с чего-то начинать,
И меня здесь пустят переночевать,
пустят переночевать.

Но тем и смущает Россия, отче-мать,
большие, холодные места, —
Что всех без разбору пускает ночевать,
буквально девяносто из ста.
Ее благая весть, врожденная болесть,
привычка поживать-наживать —
Сперва растопчут честь, отнимут всё, что есть,
а после пустят переночевать.
Входишь в избу, в ее копоть и резьбу —
а там нас уже не сосчитать:
Всех пугал и чучел, и всех, кто меня мучил,
пустили переночевать.

Здравствуйте, здравствуйте,
не стесняйтесь, пьянствуйте,
подкиньте березовых дровец.
Мы пучились, мы мучились,
соскучились и ссучились,
и вот где мы сошлись наконец.
Иди сюда, болезный,
башку на чан железный,
ноги под черный табурет,
Такая буря на дворе,
а здесь, внутри, такой амбре —
не знаю, ложиться или нет.
Изба черна, и ночь темна,
и дочь пьяна, и мать честна,
И буря сильна, и печь накалена —
Такая большая, холодная страна,
холодная добрая страна.

В эпоху юности блудливой,
напоминающей запой,
Еще безрогой, но бодливой, отменно зоркой,
но слепой,
Бессильный бог, неумелый гений,
ничей не муж, ничей не зять —
Я ставил выше всех умений
уменье вовремя сказать:
– Отныне всё. Отныне хватит.
Не сомневаясь, не трясясь,
Отныне часа не потратит
моя душа на эту связь.
Здесь никого уже не будит
ни закат, ни рассвет,
Здесь ничего уже не будет
и ничего уже нет.
Не затевай высокой драмы
на общепитовском пиру,
Не жди зияния от ямы,
не путай бездну и дыру.
Пока не бьюсь за каждый день я,
пока я молод и брезглив —
Нет хуже лжи, чем примиренье.
Нет высшей страсти, чем разрыв.
Не разводи садов в пустыне,
с ней труд не сладит никакой,
Не брезгуй средствами простыми —
забыть, забить, махнуть рукой,
Без тени ложного стыда,
не тратя лучших лет,
Иди туда, не знаю куда,
Но не сюда,
Нет,
Нет.

В эпоху зрелости безлюдной,
побитой чуть сединой и ржой,
Среди паскудной, неподсудной,
еще родной, уже чужой,
Среди бессмысленных сомнений —
нельзя вперед, смешно назад, —
Я ставлю выше всех умений
уменье вовремя сказать:
– Отныне всё. Отныне хватит.
Не пополняя стад и стай,
Отныне года не потратит
моя душа на этот край.
Здесь никого уже не судит
ни пророк, ни поэт,
Здесь ничего уже не будет
и ничего уже нет.
Не жди прозрения от зверства
и не спасай чужую жизнь,
Порви канат, развейся, взвейся,
за эту почву не держись,
Своих трудов в нее не вкладывай,
изничтожаться не мешай,
И не гадай, и не загадывай,
и ни о чем не вопрошай,
Иссякшей почвы не возделывай,
не заселяй проклятых мест,
Сменяй на крестик можжевеловый
их золотой могильный крест,
Не обольщайся давним детством,
не повторяй ему «Сезам!»,
Не удивляйся их злодействам,
не умиляйся их слезам,
Не трать последние года
на их прокисший бред,
Иди туда, не знаю куда,
Но не сюда,
Нет,
Нет.

В эпоху старости постылой, скупой
и блеклой, как Кащей,
Такой тупой, такой постыдной, такой
совсем, такой вообще,
Смешной для новых поколений,
как разорившася знать, —
Поставлю выше всех умений
уменье вовремя сказать:
– Отныне всё. Отныне хватит.
Прошла пора ломать комедь.
Кто страсть и родину утратит,
о чем еще тому жалеть?
Нас не сожжет и не остудит
ни вопрос, ни ответ —
Здесь ничего уже не будет
и ничего уже нет.
Здесь все давно пришло в негодность,
ушло в утиль, достигло дна,
И только гордость, только гордость
чего-то стоила одна.
Она одна еще тверда
И как звезда
Горда.
Иди туда, не знаю куда,
И навсегда,
Да,
Да.