Вчера ещё заснежен
Был тусклый окоём,
А нынче воздух нежен,
И всё живое в нём.
«Сумрак. Вечер. Акапельно…»
Сумрак. Вечер. Акапельно
С крыши звякает капель.
Дятел прыгает бездельно,
Крошит снег на аппарель.
Поклевал немного грозди,
Сверху кошек подразнил,
Азбуку озвучил Морзе,
Тишину преобразив
Птичьим рэпом, и умчался…
Кособокая луна,
Покачнувшись, в звёздном вальсе,
Томной бледности полна,
Показалась над горою,
И включились фонари.
Ночь, подвластная разбою,
Лисьей призрачной тропою
Будет красться до зари.
Аэропорт, собаки, маски,
Бронежилеты и дубинки…
Жизнь в этой повести, как в сказке, —
Без смены темы и картинки.
Толпа, по-детски сиротливо,
Аборигенов на морозце
Как бы в отчаянье, пугливо
Друг к другу вдоль дороги жмётся.
Опустошённость, безнадёга
И обезглавленность в народе,
Ведь храбрецов совсем немного
Во всей совдеповской породе.
Спектакль опять удался власти,
Хоть сценарист и маразматик.
Исчез, едва промолвив «здрасте»,
Герой – отчаянный романтик.
Весь мир людской, с галёрки глядя,
Исподтишка плюёт на плеши
В партере, и, покоя ради,
Лишь этим будет вновь утешен.
Аплодисментов здесь не будет,
А будут слёзы и стенанья.
Героя родина забудет,
Отдав мерзавцам на закланье.
«Чего бояться тем, кто за стеной…»
Чего бояться тем, кто за стеной
Сидит и смотрит с прищуром в бойницы?
Сон обуял народишко чумной,
Попрятавший свои со страху лица.
Не вертикаль у власти, – просто шест,
Вокруг шеста – бордель. Министры, девки,
Военачальники за близость мест
К шесту грызутся, кто-то на подпевки
Согласен, лишь бы получить презент —
Медальку или грамотку за бля*ство
И, чтоб вручил медальку президент,
Наследник краснозвёздного хозяйства,
Что растащила по миру братва.
Рассадник зла, разбойное гнездовье,
Страна советов, ты едва жива,
Но спит твоё худое поголовье.
Разбудит ли его труба небес,
Падут ли стены властного борделя?
В мертвецкой глупо ожидать чудес,
Видать, Россию ангелы отпели.
Никто не хочет протереть глаза,
Увидеть, как близка его кончина.
Слетели у бандитов тормоза,
А плебсу в помощь – маска, да вакцина.
И даже смерть здесь слишком дорога, —
Дороже сонной бестолочи жизни.
Но к равнодушным жизнь всегда строга,
Что смерть несут потомкам и отчизне.
«Что мы сменяем на комфорт?..»
Что мы сменяем на комфорт?
Молчаньем залатаем дыры,
Что в наших душах выел чёрт?
Попросим хлеба у кумира,
Убившего вчера родных?
Упав от горя на колени,
Получим от него под дых,
Иль пару бранных слов на фене?
Оплёванно уйдём в затвор,
Послушно нацепив ошейник,
И будем ждать, что главный вор,
Отсыплет хоть немного денег?
Комфорт есть тоже не у всех,
У большинства – сортир с сердечком
И домик, что и крив, и ветх,
И нету дров – засунуть в печку.
Жизнь есть в столичных городах,
Но и она не по карману
Тому, кто на своих хлебах
И не способен ни к обману,
Ни к воровству, помойный бак
Ему тогда на старость в помощь.
И умереть бы, да никак.
Тут поневоле Бога вспомнишь…
Но предан Бог в который раз
Молчаньем рабским. Кто виновен
В том, что мерзавцы грабят нас?
Хотя б один сегодня воин
Найдётся – победить позор
Страны, отдавшейся бандитам?
Но, по углам попрятав сор,
Гордимся тошнотворным бытом.
«В ореоле лунном сизой дымкой…»
В ореоле лунном сизой дымкой,
Серебристым шёлковым муаром,
Органзой волшебной с переливом
Облако небесное плывёт.
Звёзды утонули безвозвратно
В сокровенном омуте лиловом
И своим затерянным мерцаньем
Полночи надежду подают:
Скоро-скоро мир безвестно канет
В чёрную погибель мирозданья,
Маятник вселенной тихо встанет
И сомкнёт пучину над землёй…
Но качнулся маятник и снова
Потекли блаженные минуты,
Ветер разметал муар по небу,
Вышел месяц, звёздный пастушок.
Разлилось сиянье неземное
Над крещенской вызвездив купелью
Бархатное небо, словно полог,
Бога самого епитрахиль.
Читать дальше