Владимир Аристов - Открытые дворы. Стихотворения, эссе

Метеоритов век не наступил,
Еще подобные деревьям или людям
От сладостной земли не устремились камни,
Еще равнины нам принадлежат,
И волчий след наполнен талым слепком.

В открытое окно пустынный двор земли
Доносит голоса под полнолуньем,
Но этот мерный хаос впрячь не удалось
Ни в звездные цирюльные пустоты,
Ни в города глубокого гранита.

Не уноси же в музыку наш звук,
И так безмолвно море перед нами,
Без звука разве больше опустеет?
Не надо музыки, не надо звезд
Пред нашим древним морем без названий.

Из подмышечной мякоти, плоти зефирной,
Целым парком из шин шелестящих,
Уходящих в зеркальную ночь галерей магазинов,
Где отрезы натурного тела
Отогнули во тьму манекены.

И с шуршащей и влажной решеткой асфальта
Минеральную воду дождя прорежая,
В этом городе поминутного детства не спал.

Ничего нет, что с благодарностью нам бы не дали:
В фарфоровой дымке заката
Высотные здания с папиросной бумагой
Клали между страниц в гербарий.
И пустоты прохладных подъездов
Нам открыли в ночных колоннадах,
Выемки вы счастливые выемки детства.

Ах, зачем это знать нам,
Ведь порхающий самолет —
С настоящей не ангельской тенью,
Если мы можем железо от железа отъять,
То это и есть благодать вековая.

Чудесами волшебными тихо нам застили свет,
И вода загоралась, и вращались в ночи телескопы,
И лиловые стебли огня
Задавали загадку безмерней,
Чем сфинкс бы придумал
На всю предстоящую жизнь.

Что ж наша жизнь?
Только повод умыться на страшном рассвете
И уменьшиться в дали глазницы?
Неужели родились мы, чтоб железную
трогать загадку,
Да и рождались ли мы?

Разве уличные крики сирен
Уши заставят заплавить нам воском,
Чтоб не рваться в проклятую ширь
Проходя по земле с шипами от перекати-поля,
Оставляя питоновый след.

Не раздаривать глупо во тьму бытие,
И уткнувшись в сверток одежды —
Завиток от колонны морской
На самом дне улицы мира,
Море схлынуло в стоки дождя,
Спи спасенная атлантида детства, без сна.

Откуда знаю я, что живы мы.
Как отличить мне месиво живое
От Геркуланума пустот?

И я ходил по берегам реки,
Вступал в людские разговоры
И любовался первозданной формой,
Готовой стать иль домом иль дворцом.

Под трактором холодные борóзды
На грязи свежей раннего литья
Запечатлеть, выпарывая ветошь
Из темной телогрейки под кустом.

Едва сдувать оранжевую пыль с ресниц,
Окрашенных египетскою охрой,
И цвета синего дворового заката
Ткань рубчатую собрать со всех.

Не сверху у ворот в Микенах
Заглядывать сквозь толщу ила,
Но снизу сквозь решетку тротуара
Сухого пресного под львиными вратами
Решеток бывших английского клуба
Читать о распорядке ночи: да, закрыто
по субботам.

Писать об этом можно без конца:
Ведь свиток я пишу и сам читаю:
Как в подворотнях довоенный шепот
И хвойный трубный голос роз военных
И сон послевоенных мавзолеев,
Когда чтобы через болото перебраться,
На ичиги прикручивают генеральские погоны.

Не торопиться в описи вещей,
(Себя не позабыть среди других…)
Рукопожатий крепких, как цемент,
И поцелуев – пятен на граните,
Сверканий тех огней иллюминальных
И ненависти безымянных дней.

Всем зорким старческим дыханием дышать,
Чтобы не пыль, – пыльца золотозмейки
По правую бы руку отходила
И становилась тяжестью земной.

Пройдет ли в домне ночи
Белых искр пустынный плес?
Я вспоминаю, грудью загораясь,
(Как разогрет кирпич на солнце, как щербат).

Я вспоминаю превращенье рек,
Что на столе руками мы смешали,
Я помню тот земной испуг,
Когда из леса вдруг выходит поезд,
словно зверь.

Но жизнь – безмолвная,
Не знаю, как понять.
Лишь прибавляет холоду и льду,
Лишь прибавляет ходу мне по снегу,
Но не хочу я объясненья жизни.
Еще остался мыльный галечник над морем,
Еще остались времени сплетенья —
Зацепы звезд за кровли родовые,
Прохрусты рук по танковым следам.

Еще остались дальние поселки,
Что видел я своим безмолвным взором
Из водопада поезда стекла,
Наплывы мудрые морщин равнинных
И возле глаз пустая борозда —
Все отдаляет окончанье жизни.