Владимир Аристов - Открытые дворы. Стихотворения, эссе

Будто эхо меж скал раскаленных:
Ты… и ты… и ты
Голоса, замершие в августовской тишине,
Словно дымный медузы листик вянущий

Как же назвать мне вас,
Чтобы вы погрузились во врéмя,
Чтобы ты не ушла из него однажды
с гремящею галькой подножья?

Разве очки твои хрусталевидные
С огненной панорамой
Не были раньше в мире
И не старше медуз,
Созданных из парашютного шелка?

Разве не дети твоих волос золотистых
Деревья остроконечные эти?
И генуэзской крепости холм над летним плечом твоим

Слово молчит,
И время между иллюминаторов спит.
Серою цифровою медузой
Безвидный корабль слепит свой защитный торс.

Влагой иной и пыльцою пронизаны
бабочки крылья фанерного
у выхода сада морского…

И никуда не отписаться
От воды с прозрачной щекой
Под плоскою мискою денег…

И чебреца расписка в безврéменьи слова.

Ягод черных ты видел кусты
И сквозь них поляну
под солнцем…

Что для вас смерти страшней? —
Бессмертье?

Почему же от ушка ягоды
вьюга застывшая?
По шагам уйдет она
На поляну горчащую…

Если зеленый застенчивый свет…
Не уходи…
Ты пред светом предельным,
Сверкнувшим из глаз твоих
И из мякоти
Раскрытой ягоды мира…
Ты пред светом
На спи́ну падешь,
Зажав в руке ежевику земную.

Контур лица твоего —
Гребень города низкого —
Словно ты прощальным городом стал.

Да, городом стал,
Да, родимый,
И пред лицом ее под солнцем
Что ягоду тебе протянула
Скрылся в дали́ городской.

Если бы нового я не встречал ничего
В осенних бульварах московских,
Чтобы я делал…

Ветер минует меня
И край ослепительной кожи формует
Каждую новую жизнь поминутно.
Новую жизнь… но где он, прошедший,
Серебривший следы и слова в сером песке
городском,
Что выбрал я, как рыбную снасть
С пола осенних улиц.

Вода сверкает…
Ты мне прошептала в глаза,
Но что, я не знаю…

Чтобы время вернуть – его надо построить опять…

Нависшие резные балюстрады,
Фонарики бульваров незнакомых
Горят подсвеченной бумагой
И справа – масло,
Слева – воздух.

Но почему же нельзя не рыдать,
Для чего эти бледные ночи даны нам,
Только ноздри еще раздувать на полотнах,
Чтобы только не спать.
Пройтись тонкой пилочкой по оградам
ночных батарей,
Только майские ночи расписаны в мисках
забытой глазури.

Бесконечная светлая эта печаль в эту ночь
С холодом терпким своей белизны на левкасе
И смородины беловатой.

Но из этой смолы прозрачной
Времени нам не построить.

Эта ночь, этот холод
Были даны тебе, как предутренний
сжимающий сердце подарок у изголовья.
Только сливы наполнились окончаньем ручьев,
Только в них это время синело.

Этой терпкою ночью
Среди галечника общежитья,
где река под крышей звучит…
Времени нет…
И если ты течешь и считаешь не волны
во мгле языка,
Я не боюсь сказать и последнее слово
сейчас и всегда первозданно.

Крыши прежних московских домов —
Крылышки бабочек лилово-свинцовых, —
Там на магнитных подошвах,
Приставших к прозрачной мокрой
теплице,
Ты простоял в полупрóстыне неба земного.

Лепет из будущего…
Где ты себя разглядишь
Сквозь пасмурные зевоты…
Но где же зима?

Будущее – детство сегодня.
А я окончания своего ожиданья жду
Над любимым иллюминатором
Из люкарны забытого дома,
Сквозь окно с океаническим пузырьком
Над расплавившимся стеклом Москвы.

Где же закат?

Где ленивые шезлонги теней на крышах,
объятых пламенем темно-зеленым?
Кто же на крышах не ждет
Багрового солнца над миром?
Кто сожмет кипарис
В пурпуровой рукояти
Высотной башенки века?

Между времен,
Где занимались плодовые сумерки гнева…

Чтобы время твердить, оглянувшись
из будущего сквозь операционные очки.

Но операция в этом веке идет…
Рядом со мной стоишь ты в одышке,
И противни крыш чернотных
Поднес ты, чтобы собрать
Всю ушедшую талую воду,
Чтобы излить ее в расплавы и трубы
и лепные террасы на крышах,
Отлить во все обаяние века!