Владимир Аристов - Открытые дворы. Стихотворения, эссе

Вечные струйки вещей…

Где же донце коричневой вещи,
Что сквозь отверстие мира
Лицо в содрогании света омоет?

Паутинки трещинок ракообразных
На кожаных плечах промелькнувших

На пустых колосках мы летели —
На гондолах пиджачного века,
Между пальцами пыль от встречных
вещей забилась.

Где загадка одежды вещи?
Где духа питье?
Вымолвишь мир
И услышишь, как воздух его проходит
по лицу в золотистый
и черный предзольный вечер

То не ваша ли оболочка – хрустящая
корочка этого века,
Что видели мы на прозрачных телах
В плащах прокаленных?

Отпишитесь в ночь с запекшейся корочкой губ
из отверстий мучительных века
Пред горой дырчатых детских сандалий,
Отпишитесь хоть серой золой отчаянья.

Опреснители горького века…
Где канал застыл
И морская волна
У горла звучит рукавами.

Барабанная корка из глины
Сине-белой окалины над костром

Не услышишь, как воздухом тянет
Из дырочки ручки цветной,
И прильнув к световому канальцу века,
Барабанные детские лямки ты не можешь приладить
Ремешки от часов
на песчаных плечах скользят, расплываясь.

Чтобы ты, очнувшись, увидел здесь на гостиничном
стуле
Убывающих каждой секундой, седину своих
пыльных часов.

Если встреча моя с этим миром таким , —
что ж, я готов.

Потому что, когда поискать среди этой пыли
далекой от моря,
И в серебре выцветших желтоватых часов
И между плачущими ресницами у термометров.

Что же найдешь ты?

Между статуями городскими
С гипсовой их сетчаткой,
Пропитанной марлевой хвоей.

И даже если эту пыль
Отсыпáть в дорогие бидоны,
Отправляя на берег дальний.

Но куда?

А я с содроганием жду
Приближения жизни в слове, —
На словесных своих оболочках
Вы подымитесь пузырьками под небо,
Вы вспорхнете улыбкой кривясь в полете
под марлевыми сачками.

Но зачем это нам – я не знаю…

Что же дух твой молчит,
Когда ты на дне вещей
И в глубине гостиницы меж людей
прекрасных, как вещи.

Иль это комнатный бормочет ручей —
Коса стеклянная за спиной…

Нет, молчи, как губы людей и вещей
И с духом не собеседуй,
Ни с книгами, ни со зверьми,
ни с ключами от двери твоей.

Ступени белого аккордеона за широким окном
Под пальцами уйдут и восстанут.
И тяжесть мерцающих пальцев
на поясе прозвенит ключевом.

Для сборов немного времени у тебя…

Собраться и сразу всю пыльную даль времен
Всю у себя ощутить
Всю свою жизнь пробормотать

От полноты этой ягоды прозрачной в ночи́
Начать обратный путь.

Все, все, что забыто,
Все, что казалось забытым уже навсегда
Не будет в памяти больше храниться

Город вокзалами полон…
Из каждый квартиры
Из каждой раскрытой вещи
Сквозь матовую дверь речной больницы,
Под свинцовый блеск спринцеваний,
Сквозь брызги расколотых шприцев
Собрание в памяти поездов для отбытья.

Всею памятью быть
От истока до устья осеннего нынешнего
что мелькает сквозь листья глубокие

Разве не вздрогнешь ты,
Когда все, что увидел ты
Станет гулом садов в поездах
твоих встречных.
По землице редкой коридоров вагонных
Ты погонишься за прошлым своим.

Любимые —
Твое лицо неуследимо.

Нет, не отражения ждал я
В нарциссовой чешуе фонтана,
Где на дне проходят блики
и трещинки раскаленной воды…

Я снова нашел вас
И цéлую кипу кирпичных роз
Я опустил вам
Сквозь витые стебли колющей арматуры.

По изгибам их я и сам сошел
В этот город памяти огней неизгладимых.

Твое лицо – только то,
Чем я не стал…

Острая хворь бытия
Женской тоски неизвестной
И нагара мужской тоски…

Если бедная радость твоя
Гремит в тебе и куполах
Синей ночью в зеленых подпалинах неба…

Это миг твой.

Но как же собрать
Лица любимых,
Если в ушах лишь струенье песка,
Завивающего тонкую песнь,
Только слабые просверки кварца зубцов песка
Меж городов несъедобных,
Между кружева лестниц,
Разорванных роз кирпичных
И золотых коронок
На дне холма из людей.