Владимир Попов - Пчёлочка златая. Избранное

Еле тропиночка нынче видна
где я мальчишкою бегал…
Боже, какая стоит тишина
в старом лесу перед снегом.

Вот и теперь, – на канун Рождества, —
словно природа уснула:
слышно, как сонная где-то сова
слабо крылом шевельнула.

Воют вии за стеной.
Ходит холод за спиной,
и дрожит от страха
тонкая рубаха.

Вот какая вьюга
нам для перепуга!

Ходит Петя на рассвете
у сарая, у повети.

То присядет у крыльца,
как мужик из-под Ельца.

То, как баба в хороводе,
всё кругами ходит, ходит…

Слышно, как шуршит солома
возле Светкиного дома.

Онса (или Онца) —
всю видать до донца!

По посёлку, за углом —
речка тиховодная.
Руку сунешь за угрём —
у, какá холодная!

Протекает тут и там —
прячется за елью —
разделяет пополам
всю Большую Щелью.

Огонёк в окне дрожит
в доме отдалённом.
И собака пробежит
по тревожным бонам.

Даль гудками запоёт…
С шорохом и хрустом
теплоходик подойдёт
к онсовому устью.

И сойдёт на бережок
тёмно-красно-глиновый
твой блестящий сапожок,
сапожок резиновый.

С жарким мёдом на губах,
всю ночь до рассвета
нацелуемся впотьмах
с почтальонкой Светой.

Онса – приток Вашки

Бабка ходит веселó,
открывает ставни:
«Вот приедет на село
капитан-исправник!»

На привет один ответ
и одни страдания —
девяносто девять лет
бабушке Мелании.

Всё грозит она зелó
коммунистам главным:

«Вот приедет на село
капитан-исправник!
Я под ноги постелю
душу, как солому,
нашу батюшке-царю
Николай Второму!»

Ясная звёздочка с неба упала.
Ой, лала, ой, лала. Ой!
За тёмным лесом, за лесом пропала.
Ой, лала, ой, лала. Ой!

Ты выходи, ясный месяц, на волю.
Ой, лала, ой, лала. Ой!
И освети мою девичью долю.
Ой, лала, ой, лала. Ой!

Будем на лодке с любимым кататься.
Ой, лала, ой, лала. Ой!
Будем с любимым за рученьки браться.
Ой, лала, ой, лала. Ой…

Ярко светят созвездья.
Громко птица поёт.
В поселении Резя
никто не живёт.

Опустели домишки.
Раны выбитых рам.
Только серые мышки
шебуршат по углам.

Смеха-плача не слышно.
Позабыта молва.
На часовне, под крышей
поселилась сова.

А цветок у порога
голубой-голубой…
Вековая дорога
зарастает травой.

Резя – деревня в Лешуконье.

Летят утки-перегудки
с изумрудами в желудке.
Под крылами топь и гать —
как на блюдечке видать.

Вся деревня на виду,
как в досéленном году:
до колодца прядают
соседушки порядовы.
А домóвы крыши
через печку дышат.

Дед полез на подволоку
и чекушку держит сбоку:
видно, старого без дела
полуночница заела.

Бабка мечется, как бес,
будто на иголках:
– Ты опять, старóй, полез
к Ваньке Ёлкину!

А сноха в окошке
поправляет рожки,
светит без утайки
кофтой из китайки.
Парень честью дорожит —
мыслит о побеге:
у амбара возлежит
на пустой телеге.

За сараем целый ряд:
свиньи, овцы, куры…
И шабашники стоят,
и цигарки курят.

И гуляет вороньё
посредине лужи…
И стоит себе ворьё,
опершись на ружья.

Когда глаза закрою,
то слышу женский вой:
«Возьми меня с собою,
возьми меня с собой!»