Владимир Попов - Пчёлочка златая. Фольклорная тетрадь

Воют вии за стеной.
Ходит холод за спиной,
и дрожит от страха
тонкая рубаха.

Вот какая вьюга
нам для перепуга!

Бабка тары тараторит.
Тараторит – словно вторит.

– Ты зачем семью оставил:
С ног на голову поставил?

То зашьёт, а то распорет…
Тараторит, тараторит.

– Бросил деток, как котят —
уж саму за пятьдесят.

…Головастый и губастый,
как совёночек глазастый.

То вздохнёт, то помолчит.
– Ма-ма… Ма-менька! – мычит.

Смотрит грустно в потолок,
как обиженный телок.

Соберу года в беремя
и сюда приволоку.
Золотое было время
на серебряном веку.

Вдохновенные поэты.
Дамы дивной красоты.
Золотые эполеты
да Егорьевы кресты.

Отлетели птичьи трели
за небесный окоём.
Отгремели-отзвенели
колокольным хрусталём.

Эти мраморные лица
к нам из прошлого глядят.
И серебряные птицы
над могилами летят.

Я сидела на пеню,
ела сладку пельменю.
Подошёл американ
и залез ко мне в карман.

Полетела я в полицу —
пореветь и повиниться:

«Я сидела на пеню,
ела сладку пельменю.
Подошёл американ
и залез ко мне в карман…»

Ходит Петя на рассвете
у сарая, у повети.

То присядет у крыльца,
как мужик из-под Ельца.

То, как баба в хороводе,
всё кругами ходит, ходит…

Слышно, как шуршит солома
возле Светкиного дома.

На дорожке, в переулке,
собирает дед окурки.

– Расплодились чертенята,
словно осенью опята!

А на лавочке, в сторонке,
зреют бабки-пенсионки.

Корчат рожи, что есть мочи.
И хохочут, и хохочут…

Рыбарь сидет на реке,
как сиделец в кабаке.

Ничего не продаёт —
носом на волну клюёт.

Размотал свою беду
и повесил на уду.

Ты уди, уди, уда —
будет полна скворода.

Рыбные окрошки
споловиним кошке.

Рыбные отонки
подберут котёнки.

А хребеты-мощи —
для любимой тёщи.

По реке плывёт корыто,
полно девками забито.
Все поют и пляшут,
тянут тину-няшу.

По реке плывут ворота
рядом с бабой косоротой:
орет дикие слова —
над водою голова.

Голова садовая —
поругань дворовая.

Позади немножко —
мужики с гармошкой.

Пьяненькие в стельку,
и ревут про Стеньку.

Разина ты, разина —
у, кака заразина!

У плотины-загородки
подолы сушат молодки.

Вплоть до понедельника
праздники у мельника!

По старой дороге, по старой дороге
бредут мои мысли, идут мои ноги…

Когда-то давно, в домотканой рубашке
ушли наши чуди от Пинеги к Вашке…

В какие угоры, в какие завесы
по старой дороге, по тихому лесу?..

Ушла моя молодость в дикие логи,
по тихому лесу, по старой дороге.

Какое безлюдье в таинственной жути —
лишь встретится крест на глухом перепутье.

Но как благодатно, под зовы кукушки
сидеть на пороге охотной избушки.

Леса первозданны в осеннем убранстве,
и чудятся чуди в чудесном пространстве.

Онса (или Онца) —
всю видать до донца.