Виктор Меркушев - Забытые тексты, забытые имена. Выпуск 2. Литераторы – адресаты пушкинских эпиграмм

Тоскою в полночь пробужденный,
С моим я сердцем говорил
О древнем здании вселенной,
О дивных таинствах светил.
Оно повсюду находило
И вес, и меру, и число,
И было ясно и тепло,
Как под златым огнём кадило,
Струящее душистый дым,
Оно молением святым,
Как новой жизнью, наполнялось.
Но, пленник дум и суеты,
Вдавался скоро я в мечты,
И чувство счастья изменялось.
С толпой нестройных, диких грёз
Ко мне волненье набегало,
И, с утром, часто градом слёз
Моё возглавие блистало…

Густая рожь стоит стеной!
Леса вкруг нивы как карнизы,
И всё окинул вечер сизый
Полупрозрачной пеленой…
Порою слышны отголосья
Младых косцов и сельских жниц;
Волнами зыблются колосья
Под пылкой ясностью зарниц;
И жатва, дочь златого лета,
Небесным кормится огнём
И жадно пьёт разливы света
И зреет, утопая в нём…
Как горний пламень вдохновенья
Горит над нивою души,
И спеет жатва дум в тиши,
И созревают песнопенья…

Друзья! я вёсла опустил,
Плыву по скату синей влаги:
К борьбе нет больше прежних сил,
И прежней нет уже отваги!

«Куда? Зачем плывёшь, пловец?
Плывёшь в который угол света?
Где цель и где пути конец?»
«Не знаю!» – вместо вам ответа.

Вдали темно, я одинок,
Но я, доверьем сладким полный,
Плыву – и слышу: мой челнок
Куда-то мчат, играя, волны.

Каким-то чувством обновилась
Моя тоскующая грудь,
Душа о чём-то взвеселилась
И говорила мне: «Забудь,
Забудь печальное былое!»
И я, послушный, всё забыл,
И мнилось мне, что дым алое
Вился из золотых кадил.
Душа какой-то негой млела;
Понятней говор был ручья;
И звёзд великая семья
На высях радостно светлела!
И, полный кроткой тишины,
Природой насыщая очи,
Я мнил, что золото луны
Мешалось с тишиною ночи!
Благодарю его, кто дал
Мне хоть на миг покой сей чистый:
С ним светел стал я, как кристалл,
Одетый гранию лучистой!

Уж солнце клубом закатилось
За корбы северных елей,
И что-то белое дымилось
На тусклом помосте полей.
С утёсов шаткою стеною,
Леса над озером висят
И, серебримые луною,
Верхи иглистые торчат
Гряды печальной бурелома:
Сюда от беломорских стран
Ворвался наглый ураган –
И бор изломан, как солома…
Окрестность дикую пестря,
Вдали, как пятна, нивы с хлебом,
И на томпаковое небо
Взошла кровавая заря.
Питомец ласкового юга
Без чувств, без мыслей вдаль глядит
И, полный грусти, как недуга,
О ней ни с кем не говорит.

Как светел там янтарь луны,
Весь воздух палевым окрашен!
И нижутся кругом стены
Зубцы и ряд старинных башен.
Как там и вечером тепло!
Как в тех долинах ароматно!
Легко там жить, дышать приятно,
В душе, как на небе, светло;
Всё говор, отзывы и пенье.
Вот вечер, сладостный, весенний,
Страны, где жил я, как дитя,
Среди семейной, кроткой ласки,
Где так меня пленяли сказки…
Но буря жизни, ухватя
Мой челн в безбрежное умчала;
Я слышал, подо мной урчала
И в клуб свивалася волна;
И ветры парус мой трепали…
Ах, часто чувства замирали
И стыла кровь. Скучна страна,
Куда меня замчали бури:
Увы, тут небо без лазури!
Сии бесцветные луга
Вовек не слышат пчёл жужжаний,
Ни соловьиных воздыханий;
И тут, чрез мшистые брега,
Как горлик, ястребом гонимый,
Летит весна, как будто мимо,
Без ясных, тёплых вечеров…
Ничто здесь чувства не лелеет,
Ничто души не отогреет,
Тут нет волшебных жизни снов;
Тут юность без живых волнений,
Без песен молодость летит;
И, как надгробие, стоит,
Прижав крыла́, безмолвный гений.