Георгий Поспелов - Время и любовь. Стихи о нас и вас

в
Из земли появился мадхо́би росток,
распустился завиток.
Как долго был скрыт под землёю
дарящий людям радость цветок.

И я мечтаю: настанет мой черёд —
в далёком саду улыбка расцветёт.
Её донесёт вам мелодия стиха,
а пока она в сердце лежит, нежна и тиха.

г
Тает, гаснет свет дневной —
солнце садится ниже и ниже,
небо покрылось свинцовой мглой —
тучи в печали бегут за луной.
Тучи-слоны бой великий затеяли —
кровью их догорает закат.
Пробил уж полночи час – «динь-дон» —
в храме колокольчики звенят.
Там за рекой дождь идёт и идёт —
еле виден деревьев ряд.
Здесь же дышит всё красотой —
росинки бриллиантами горят.
В этот дождливый поздний вечер
детства вспомнил сон золотой:
так же дождь капал на молодые плечи,
я глядел на разлив речной.

д
Сегодня в свете утра
блестят росинки,
ярко зеленеют
ели на берегу реки.
Та же картина —
в моей душе.
Я знаю,
в огромной Вселенной —
безграничной душе человека —
качается лотос,
и знаю:
я, слова всех рассказов,
я, мелодия всех песен,
я, суть всего живого,
блистаю, как свет,
откроющий сердце темноты.
е
Я не раз оскорблял тебя, мечта:
ты приходила с песней
на рассвете
будить меня ото сна,
а я бросал в тебя камни из окна,
и ты скрывалась меж остальных людей,
голодная и бедная.
Ты приходила в полдень к моим дверям.
Мне казалось – я занят,
она мешает мне – поэтому не пускал.
Вечером ты приходила, как призрак смерти,
с факелом, неясная,
как страшный сон,
и я не открывал тебе, считая – ты враг.
Ты приходила разогнать темноту,
как неизвестный друг,
а я тебя отвергал,
прогонял, бил,
ни о чём не думая,
закрывал перед тобой дверь.
Потом,
сидя в беспросветной темноте, в пыли,
почувствовал, что очень одинок
без встречи с той, кого оттолкнул.
В этой большой жизни
без неё
исчезает счастье.
Заблуждаясь,
я не смог узнать её,
не смог понять её язык.
Засыпая в полночь, не раз видел твоё лицо
среди ароматных цветов ро́джони.
Ты часто будешь возвращаться в темноте
наполнять моё сердце.

Я буду прогонять тебя,
а ты будешь возвращаться, как надежда.

Аэропорт Калькутты. Комната
весьма важных персон.
Серьёзно самолёт опоздал,
генконсулу дав резон

сменить речь на моветон.
Тут входит Далай-лама —
величие плюс простота.
Патрон утих, знамо…

а с ним мирская суета.
Поведал Далай-ламе:
полгода по Индии ездил.
Виденье, как реклама:

Шестой Гу́ру сикхов
и я беседуем, идём
по воде или по суху
неведомым глухим путём.

Пророчит Гуру: «Ты
проспишь полжизни благородно, —
глядит так проницательно, —
трудиться будешь как угодно,

проснёшься в другой стране
поэтом чисто самородным».
Далай-лама думает…
листает книгу неохотно…

ожиданье треплет нервы…
дубасит изнутри фигой…
«Это правда», – на всю
жизнь награждает веригой.

Короткий отдых. Часто
меняли твою одёжку.
Индийское сари долго
снимать… терплю… немножко…

Решили съездить в Японию…
купили кимоно… пьём чай…
Глаза сужает пальцами
моя мадам Баттерфляй…

В Дубае много женщин
в мешках с дырой для глаз.
Такие тоже возбуждают…
не дал закончить намаз…

Гоген благословен. Идею
пода́л – Таити… женщина
в набедренной повязке…
любуюсь чужеземщиной…

«Дорогой длинною», «Эх раз»,
«Ай Да Ну – Да Дай»
в душе живут и шепчут:
«Поэт, ты дальше рыбаль».

«Ямщик, не гони лошадей»,
«Ручеёк» написаны. Беда!
Хана́ – впадёшь в раздумье,
а что наловит блесна?

У песни цыганской, чавела,
остались рыбные места —
хмельного вольного, эх,
настроя глубь-широта.

Танцуйте задорно, пойте —
«обманной речью» угощу.
Не стоит ни капли мне,
душевных слов богачу.

а. До зари

Цыганки взора берегись.
Не верь. А то приворожу.
Любовь, подобную ножу,
вонжу в сердце – очнись!