Маша Халикова: Время не-иллюзий. Стихи, 2012

Он хмурый неприветливый знаток.
Гуляет по причудливой аллее,
Зовёт в ладонь слетающий листок —
И постепенно взгляд его теплеет.

И колкие глаза не столь сухи,
И одинок вдруг – лишь наполовину.
Он любит дегустировать стихи,
Красивые и дерзкие, как вина.

Он смотрит на породистых собак
С желанием купить одну такую.
Он постоянно ждёт какой-то знак
И потому, быть может, и тоскует.

И потому так хмур среди людей,
Спешащих, суетливых, вездесущих,
Дурных от пробок и очередей,
Сплошных небес и этих серых туч их.

Им не до книг – им не хватает сил:
У них то безработица, то голод.
И если б кто-нибудь его спросил,
Как он теперь. А он, увы, немолод.

Его тревожит посторонний гам.
Он носит старомодное, прямое
Пальто. Листок скользнёт к его ногам.
А завтра осень сменится зимою…

Объявлена охота на мышей —
Неутомимых вездесущих тварей,
Которых нет дрянней, неблагодарней,
И цель одна – прогнать бы их взашей.

Но ты смотри – один попался в клеть:
Дрожащий нос и тоненький хвостишко.
А знаешь, друг: пожалуй, это слишком —
Они малы, их стоит пожалеть.

И отпустить, и дать с руки хлебца,
И пригласить полакомиться салом.
Ведь ты и сам порой бывал усталым
И голодал. Не хмурь теперь лица,

Но сделай мир хоть чуточку светлей.
Ты добр в душе; ты, кажется, согласен.
И лишь один вопрос тебе неясен:
А как же те, попавшиеся в клей?

Не подниму повинной головы.
Не потерпев их пакостей без счёту,
Дала сигнал открыть на них охоту,
И кое-кто уже давно мертвы.

Не трогай струн, расстроенных, больных.
Над теми пусть шумят ветра и травы.
А мы – давай воспользуемся правом
Освободить хотя бы остальных…

Господь мне даровал земную плоть
И начертал заветную дорогу.
А я должна взрастить, перемолоть
Зерно и выпечь хлеб – совсем немного.

И я живу, гляжу на мир вокруг,
Пишу стихи спокойно и устало,
Люблю родных, кормлю зверей – и вдруг
Оказывается, что это мало.

В какой-то миг подхватят и снесут
На еле обитаемую сушу,
Где превратят в осознанный сосуд,
Который проведёт чужую Душу,

Который вскормит соками любви
Тщедушное и трепетное тело
И пустит по реке, сказав: плыви.
И поплывёт из рук кораблик белый.

И новый человек прибудет в мир.
Нет таинства священней и страшнее.
А город хмур, он пасмурен и сыр.
Гляжу в себя: а что-то будет с нею?

Останется ли, глупая, жива,
Вернётся ли, наполненная светом,
Услышать, как шуршит весной трава,
Скребётся мышь – напишет ли об этом?

Ведь в ней своя, глубокая, Душа:
Так грифель – смысл и сердцевина трубки
Её бегущего карандаша.
А этот странный мир настолько хрупкий…

Она любила стихи,
Цветные сны и животных,
Пилила груды трухи
Без перерыва на отдых.

Она бывала тепла
К убогим, старым и нищим,
И помощь людям была
Её духовная пища.

Она хотела детей.
Она молила у Бога
Для них счастливых путей —
Она просила немного.

А я встречала её,
Чего, наверное, ради
Легко вела остриё
Пера в пустые тетради,

Гуляла в парках одна,
Ловила жёлтые листья
И возвращалась, полна
Неосязаемой близью,

Глядела в искры костра,
Как полагалось поэтам.
Она была мне сестра,
Но вряд ли знала об этом.

Теперь наш город стоит
Пустым, холодным и хмурым.
Порой сквозь слёзы свои
Я вижу эту фигуру,

И пятна пёстрых цветов,
И горсти ягоды спелой.
Мир оказался таков,
Что я, увы, повзрослела.

И память стёрла штрихи,
Оставив стайкой непрочной
Мои далёкие строчки.
Она любила стихи…