Алексей Михайлов - Из жизни Олимпийских богов. Зевсиды

Пусть же всё будет, как просишь Диониса ты!

Станешь ты сам златоносным наутро с рассветом

Во исполненье твоей необычной мечты!»

Вспыхнули очи тирана сродни хризолиту,

Богу вознёс он хвалу, нетерпеньем горя,

И понеслась колесница, гремя, по граниту,

Перед глазами Мидаса виднелась заря…

157

В город вернулся правитель ещё до заката,

И поспешил лечь голодным в постель властелин:

«Утром всё будет в покоях из чистого злата,

Я дорогому металлу теперь – господин!»

158

Ночь навалилась на землю, как тучи на горы,

Тишь во дворце нарушало звучанье цикад,

Царь на восток устремлял в нетерпении взоры,

Хоть не потух ещё полностью летний закат.

Долго крутился на ложе властитель в тревоге,

Только не шёл столь желанный и сладостный сон,

И поспешил царь размять онемевшие ноги,

Выйдя неслышно для слуг на широкий балкон.

159

Он представлял, как изменится завтра столица:

«Слух о богатстве моём облетит сотни стран,

Станут златыми посуда, столы, колесница,

С розами сад под окном и чудесный фонтан!

Сгинут поделки из грубой начищенной меди,

Будет на мраморе стен золотая броня…

Станут завидовать мне властелины-соседи,

Видя, какая столица теперь у меня!

160

Я не желаю жить так, как Дионис шумливый:

Ходит повсюду пешком, не имеет дворца,

В свите – менады, осёл и Силен молчаливый…

Образом жизни мальчишка позорит отца!»

Кончики пальцев зари появились на небе,

Кинулся спешно Мидас в свой любимый покой,

Быстро забыл властелин о Зевсиде-эфебе,

Тронул в волненье кувшин он дрожащей рукой.

161

Но… не увидел Мидас никаких изменений!

Та же керамика с дивным узором на ней:

«Бог пошутил надо мною в пылу опьянений,

Зря лишь наслушался я от него ахиней!»

Царь прикоснулся в волненье к столу и к постели

И не заметил от этого он результат:

«Видно, таилось коварство в самом виноделе,

Если не стал я с рассветом несметно богат!»

162

Тронул отчаянно он и тяжёлую вазу с цветами,

Бросил со злостью в открытое настежь окно:

«Эос уже исцарапала небо перстами,

Значит, Дионисом мне волшебство не дано!»

Над головой царь поднял ёмкий кратер с водою,

Чтобы немедля разбить о сверкающий пол,

Солнечный луч вдруг сверкнул на сосуде звездою,

Тот в этот миг для руки оказался тяжёл.

163

«Золото, золото! – громко вскричал повелитель. —

Глина в руках засверкала сильнее огня!

Вовсе не зря пировал здесь Зевсида учитель —

Даром большим осчастливил Дионис меня!»

Начал метаться тиран во дворце небогатом,

Тронул колонны и двери, висящий хитон,

И становились они ослепляющим златом —

Солнце светило Мидасу с различных сторон.

163

Слуги сбежались к нему, слыша крики тирана,

Юная дочь поспешила на помощь к отцу,

В окна тревожно заглядывать стала охрана,

Но продолжались метанья царя по дворцу.

Вскоре покинул правитель златые покои

И устремился с восторгом в любимый цветник,

С нежностью тронул прекрасные розы, левкои,

Те превратились в блестящий металл в тот же миг.

164

Золотом стали черешни, оливы, гранаты,

Даже стоявший на площади старый платан,

Царь, потерявший рассудок, кричал: «Мы богаты!

Мне по заслугам Дионисом дар этот дан!»

Распорядился Мидас, от восторга усталый:

«Слуги, скорее заполните снедью столы! —

В честь волшебства я устрою всем пир небывалый —

Юный сын Зевса достоин моей похвалы!»

165

Вскоре запахло повсюду смолою сосновой —

На площадях разжигала прислуга костры,

Вновь Гордион становился столицей торговой —

В город везли и посуду, и снедь, и ковры.

Съехались гости к полудню и встретились в зале,

Там удивлялись сверканью дворцовых колонн —

Вся колоннада была в драгоценном металле,

Ярко блестели столы и властителя трон.

166

Гордый правитель приветствовал всех приглашённых,

Длинной тирадой воспет был весёлый Зевсид,

Царь рассказал о делах, им с утра совершённых,

Как превратить можно в золото даже графит.

Килик поднял он, чтоб выпить за славного бога,

(Был по края тот наполнен напитком густым),

Но не успел он отпить мёда даже немного —

Медный сосуд стал в волшебных руках золотым.

167

Съесть попытался властитель лиловую сливу,

Но и она на зубах превратилась в металл,