Алексей Михайлов - Из жизни Олимпийских богов. Зевсиды

Царь ослабел, задыхаясь от долгого бега,

Пот заливал и глаза, и лицо, и виски,

Силы теряя, добрался несчастный до брега,

Сердце его было словно зажато в тиски!

К радости, слух напрягавший фригийский правитель

Ясно услышал свирели, авлос и тимпан,

Как распевали менады и пьяный учитель,

Но устыдился, что не был Дионисом зван.

180

Смелость нежданно вселилась в сознанье Гордида,

И не осталось от страха и тени следа.

Сброшена им на кусты дорогая хламида,

Бросился он к виноделу, горя от стыда…

«Бог Олимпийский, возьми свой подарок обратно,

Я от него стал несчастней любого раба!

Разбогател я за день многотысячекратно,

Но наказала меня за богатство судьба!»

181

«Не торопись, царь, а выпей воды родниковой —

В тысячу стадий дорога была нелегка!»

Взял царь глубокую чашу из кости слоновой,

В золото этот сосуд превратила рука.

«Что ж ты не пьёшь эту влагу?» – Спросил бог Гордида.

«Я не могу – стала золотом чаша с водой!»

«Разве, Мидас, не об этом просил ты Зевсида?»

«Алчность и глупость мои стали страшной бедой!»

182

«Может, ты мяса желаешь?» – спросил олимпиец.

«Да, я хочу! Только в горле застрянет кусок!»

«Дочь не просил покормить властелина, фригиец?»

«Статуей стала малышка, утих голосок…»

Слёзы сдержать не сумел властелин Гордиона:

«Добрый Зевсид, я готов отказаться от рук!

Нет для меня в горькой жизни страшнее урона,

Чем золотой, но убийственный замкнутый круг!»

183

«Помнится мне, ты, Мидас, говорил по-другому:

«Счастье имеет сияющий цвет золотой!»

Златом несчастье принёс существу дорогому —

Так ты наказан за жадность нелепой мечтой!»

«Да, говорил я, Дионис, недавно такое…

Золота блеск ослепил ненадолго меня,

Этот металл не прекраснее роз и левкоев,

И не теплее ничуть, чем в костре головня.

184

Я не вернусь в Гордион, не избавясь от дара…

Злато без меры – всегда самый страшный злодей!

Эта награда твоя – жесточайшая кара,

Я не хочу подвергать ей невинных людей…»

Только тогда улыбнулся Зевсид темнокудрый:

«Рано тебе, властелин, на язык класть обол!

Если ты стал относительно золота мудрый,

То отправляйся к реке под названьем Пактол!

185

Дар мой губительный смоешь ты в этой стремнине —

Нет в Ойкумене подобных живительных рек!

Воду Пактола неси до столицы в кувшине

И окропи всё, что златом сгубил, человек!»

Перед Дионисом пал властелин на колена:

«Благодарю за спасенье моё, винодел!»

Взял царь огромный кувшин из десницы Силена

И поспешил окрылённым в далёкий удел.

186

Позолотевший сосуд царь пристроил на спину

И побежал, не заметив израненных стоп,

Сильно хотел он увидеть Пактола стремнину,

Взгляд к ней направив, как к Гелию – гелиотроп.

Пусть этот путь был трудней и длиннее, чем к богу —

Образ малышки придал повелителю сил,

Вспомнил Зевсида слова: «Не спеши к эпилогу!»,

В каждом холме ожидая увидеть Сипил.

187

Ночь опустилась с небес, как туман на болото,

Царь для пути заприметил свет яркой звезды,

Очи тирана уже не страдали от пота —

В теле царя для него не хватало воды.

Утром узрил он вдали вожделенную гору

И продолжал, спотыкаясь, замедленный бег,

Солнце взошло, и представился мутному взору

Густо поросший осотом таинственный брег.

188

Быстро сошёл он к реке по заросшему склону,

Бросился к чистой воде, как голодный баклан,

В воду войдя, начал пить он подобно муфлону,

Кровь потекла по реке из открывшихся ран.

Выпал из рук ослабевших сосуд прямо в воду

И потерял через миг в ней свой блеск золотой:

«Дар мой смертельный пропал пожеланью в угоду!

Юный Зевсид! Восхищён я твоей добротой!»

189

Стал царь плескаться в реке, бурных чувств не скрывая,

Золото с тела песком оседало на дне,

Перед глазами привиделась дочерь живая,

Воду в кувшин он набрал в набежавшей волне.

Сразу надежду вселило в царя омовенье,

Он осторожно на берег поставил сосуд,

И, проявив к виноградарю благоговенье,

Взял из реки плывший к морю каштановый прут.

190

С тем ничего не случилось – остался с корою,

Тронул властитель усталой рукой очерет,

И незаметно увлёкся тревожной игрою,

Словно в растении каждом искал он секрет.

И, убедившись в лишении страшного дара,

Царь водрузил на плечо драгоценный кувшин,