Где б ни сохла, от ветра шурша,
Под какой бы стеной ни ютилась, –
Ветвь, в ответ на небесную милость,
Расцветает, бессмертьем дыша!..
1987
Душа – Мария, ученица,
Таясь, дрожа, как на охоте,
Вошла – и тела не находит,
Глядит – и видит Плащаницу.
И ей, как прочим душам: «Что вы
Меж мёртвых ищете Живого?..»
Но – явь ли это или снится? –
Крылатой, скачущей и пешей –
Нигде не виден ей Воскресший,
Везде белеет Плащаница,
И – на земле ль, на небе – снова:
«Во гробе сыщешь ли Живого?..»
Но среди сумрачного сада,
Что Гефсиманией зовётся,
Внезапно голос раздаётся:
«Тебе самой воскреснуть надо!
Исполни Псалмопевца слово –
Живой да воспоёт Живого!..»
И вот она встаёт из гроба,
В котором ей скитанья снились,
А в нём остались мрак и злоба,
И всё внезапно прояснилось:
Душа отбросила покровы –
И зрит в себе Его, Живого!..
1987
Слышу: умер старик Смыслов.
С ним, соседом, мы были чужие –
Не встречались, хоть рядом жили,
Не сказали за жизнь двух слов.
Но пред тем, как сады зацвели,
Он на солнце стоял у забора:
«Лучший срок наступает! Скоро
Будет свадьба у всей земли!..» –
Так сказал он. И это слышал
Только воздух весенний да я.
А душа поднималась всё выше,
Золотые секунды лия.
Лучший день! У меня – на восходе,
У него – на закате души.
Но и зори пред тьмой хороши
В набегающе-нежной природе.
Мы – наперсники этого дня.
Мне старик, умирая, кивает.
Он, чужой, вразумляет меня,
Что чужих на земле не бывает.
Боже Господи! Ты ведь знаешь –
Мы, как рыбы, дрожим на песке…
Для чего же Ты нас покидаешь?
Для чего Ты стоишь вдалеке?..
1987
Кораблик нас по детству вёз…
– Я вам, как истый россиянин,
Всё объясню. Иисус Христос –
Он был, конечно, марсианин:
Пришёл – и дал себя распять,
Чтоб всех уверить через чудо…
Ах, как сверкает эта гладь!
Но дует. У меня простуда.
Пойдёмте вниз… Так вот – евреи
Собрались срочно на совет:
Нашёлся кто-то их умнее!
Про Марс они не знали, нет…
…Кораблик нас по детству вёз,
И посреди реки весенней,
Как столп лучей, вставал вопрос
О жизни, смерти, воскресенье.
О, что решалось в этот час?
Но мы часов не наблюдали,
А речка уносила нас –
И унесла в такие дали…
1987
«…А впрочем, лучше вовсе не решать…»
…А впрочем, лучше вовсе не решать.
Зайдём ко мне, я напою Вас чаем:
Наш мир земной – он тем необычаен,
Что небо можно ложкой размешать
В стакане… Многого не замечаем,
Чего себя могли бы не лишать.
…Да, мы встречались много лет назад,
В той тихой жизни, в том деньке зелёном.
В ту пору Вы служили почтальоном.
Ну что ж Вы сразу отвели глаза,
Зачем поникли, опустили плечи?
Опять забыли?.. Вы ведь и тогда
Не вспомнили об этой нашей встрече –
Через лучи, утраты и года!..
1987
Младенец виноградородный,
Колхиды песенник двусложный,
В семье – единственно возможный
Священник, Небесам угодный,
Скиталец фиолетокудрый,
Мафусаилов горный правнук
От племени армян державных
И ловчих ночи – страстных курдов,
Пойдём с тобой, венчанный нищий,
Святой и пыльною дорогой,
Земле – угольно изменившей,
К созвездьям – угольно-пологой:
Там храм огня в ограде хладной,
И все, кто в храме этом служит, –
Как я – внутри, как ты – снаружи,
Как мы – в беседе виноградной.
1987
«…Ключ в начале нотного стана…»
…Ключ в начале нотного стана –
Судеб решенье.
Горю недолог
Путь, коль захочет
Предвечный Астролог
Со скрипичным – альтовый местами
Поменять, то есть нищего – с принцем,
Леденцовый дворец – со зверинцем.
Нет, не везенье, не сила и слава,
Но – интервал и ступень.
Октава
Грехопаденья: с вершины гнездо
Рухнуло в непроходимые травы.
Брошенный дом и птенец нелюбимый,
Неоперённый.
И чистая прима
Прежде Творенья:
До – до…
1987
«Ты болезни переходишь вброд…»
Ты болезни переходишь вброд,
Как сквозь облако – сквозь смех ребячий,
И к тебе любовь выходит из ворот
Памяти и плача.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу