Дмитрий Щедровицкий - Стихотворения и поэмы

Пётр от придворных убежал:
Перечат люди, раздражают…
В затвор! К машинам, к чертежам!

Но царь, склонясь над чертежами,
Вдруг чувствует – здесь кто-то есть:
Глядит, а рядом – бедный странник…

– Да как ты смог сюда пролезть?
– Царь хочет знать о пожеланьях
Народа, – вот и впущен я…

А Пётр, как в дымке забытья,
Уже подносит гостю чарку:

– Ну, коль явился, отвечай-ка,
Чему учён, имеешь дар
Какой?..

И вдруг кричат: «Пожар!»
К окошку Пётр:
Горит вся Пресня!..
– Я дар имею интересный:
Вином пожары заливать!

Царь – в гневе:
– Будет завирать!
Так проучу, что станет жарко!
Глумиться вздумал! У меня…

Но странник раз-другой из чарки
В окно плеснул – и нет огня!
А сам – исчез!..
Да это что ж?!

Тут Пётр на стол, на свой чертёж
Садится в страхе и бессилье –
И слышит где-то близко-близко:

– Царь Пётр! А меня – Василий
Зовут! Василий Кесарийский…

– Да это ж – тыщу лет назад?
Не верю!.. Быть не может! Нет!..
Я пьян… Мне разум отказал.
Забыть, забыть весь этот бред!..

Он не являлся!.. А иначе –
Вся власть моя не больше значит,
Чем эта чарка…

Непокорны
Все эти люди – лгут, клянут…
Так пусть дрожат – и спины гнут!
Одни машины – миротворны!

…И царь, багровый весь от гнева,
Идёт, чертёж подробный в левой
Держа, а в правой – бычий кнут!

Край горестный был вылеплен из воска,
Стопа небес безжалостно давила,
И весь в снегу был Серафим Саровский,
И сильно мёрз внимавший Мотовилов.

Но в том краю без зрения и слуха,
В его прозрачном сердце ледяном
Глаголы процвели Святого Духа,
И мехи новым полнились вином.

Вошла Весна, Зимы вокруг не тронув,
Излился Свет, не разогнавший Мрака,
Объяла тишина крушенье тронов,
Плыла над Колымой святого рака.

Кто в огненную влагу окунётся,
Над тем бессилен ледяной кристалл:
Средь полночи стоит над Русью солнце,
В нём шевелятся пламенем уста.

Но в нищете безверной и преступной
Достоин кто бесценного подарка?
Царит над веком хлад и запах трупный,
И лишь двоим в метель светло и жарко.

Им в золотистом райском аромате
Сквозь ночь и холод – в небо прорасти…
О, не рыдай же надо мною, Мати,
Но солнцу улыбнись и тьму прости!

Былые песни немы,
Своим певцам под стать,
И наступило время
Случевского читать.

К разгадке несказанной
Он близко подошёл,
И плачет строчкой странной
Над изгнанной душой.

У мира на окраине,
Где Свет, лишённый прав,
Забыл святые тайны
И гаснет, зарыдав,

Среди великой злобы,
Где тщетно тьму молить,
Свет ищет, чрез кого бы
Печаль свою излить.

Где горестно гостим мы
Под взором тяжких туч, –
Сознаньем не вместимый,
Пробился Вышний Луч.

Где птиц тревожной стаей
Мы горестно гостим, –
Там Свету стал устами
Случевский Константин.

Ах, философ Лев Карсавин!
Как хоронят на Руси?
Хочешь крест, ещё и саван? –
Не надейся, не проси.

Как смеются стервы-лярвы,
Как ледок припёк уста,
Это значит – Приполярье,
Это – наша Воркута.

Папуас душой и видом,
Вертухай не знает зла. –
Что София с Василидом,
Мира горнего крыла?

Да ещё – как там у Блока? –
«Ветер, ветер…». Маета,
Как везде. Одно лишь плохо:
Что хоронят без креста.

Впрочем, что возиться с телом?
Там, куда взирать не смей,
Света Крест стоит пределом
Меж Отцом и тварью всей,

Оком власти, торжества ли
За вселенною следя –
Вплоть до той презренной твари,
Что стреляет, не судя.

Света Крест на перепутье
Божьих судеб и людских.
И пред ним замолкли судьи,
Леденящий ветер стих.

И к тому Кресту во славе
Приложился, зарыдав,
Осиянный Лев Карсавин,
Похороненный во льдах.

Ак-Орда,
Смак-Орда,
С губ сочится
Кровь-руда,
Воет белая волчица
На ущербную Луну.