Костяная пустыня и стынет, и длится,
Ночь, звезда от звезды далека,
Навсегда неслиянны их лица,
А сольются – весь мир загорится,
В пепел мига сжигая века…
Вновь Иаков пустыней ночной
Убегает от гнева Лавана,
На рассвете торопит ягнят.
И бледнеет Рахиль ранним утром с Луной,
Но объятье и снов узнаванье –
Двух людей воедино не соединят…
1983
«Степь серебряных, халдейских…»
Степь серебряных, халдейских,
Горьковатых ароматов,
Голубых, глядящих, детских
Васильков, жарой примятых:
Вновь мне лиру подарили,
И поёт тысячеструнно
Поле чистое на лире –
Непричесанно и юно.
И приглаживает наспех
Ветер кудри бездорожья…
Будь же счастлив, счастлив, счастлив,
Редкий встречный и прохожий!
1983
«В январской бодрости не спится…»
В январской бодрости не спится,
И ум сверкает, словно лёд,
И подлетает Дух, как птица,
И в темя хладное клюёт –
И вот, звеня и строясь, строки
На пир и распрю собрались,
Скрепляя музыкой постройки
Своих метрических столиц…
…Июньским солнцем, летней ленью
Окован ум, лишённый крыл,
И, словно клён, всесильной тенью
Недвижный Дух его накрыл –
И рифмы средь воздушных гротов
Звенят и реют надо мной,
Как души вымерших народов,
В слепящий перешедших зной…
1983
Кукушка вещает о считаных днях
В строительных сумерках сосен,
И Будущее, как ребёнка, обняв,
Мы в тёплое Прошлое вносим.
Там, в Прошлом, нас ждёт безмятежный ночлег
И клён за поющей калиткой,
Там вещего сна не расколот орех,
В нём прячется радость улиткой,
Там Будущее навсегда отдохнёт,
В мелькающей люльке проспится,
Там сон – молоко, там бессонница – мёд,
Там явь – ключевая водица…
Мы держим младенца, мы в память идём,
Но видим, как в полдень мрачнеет наш дом,
И катится Ночь в ледяном дуновенье:
Калитка распахнута в пропасть забвенья.
Не в Будущем – в Прошлом пресёкся наш век.
Замёрзла вода. Без рассвета – ночлег.
Мы лица теряем. Мы стынем в веках.
И мёртвый младенец – у нас на руках…
1983
Господи Боже снежной страны,
Где я родился – и зачарован
Чистой метелью первой вины
Над занесённым скорбью перроном
Памяти! Где мои дни сочтены
Вольного творчества вихрем суровым!
Боже неисчислимых земель,
В зимнюю – эту – меня ведущий
За руку, чтобы забвения мел,
Лица стирая, крошился всё гуще,
Чтобы за ним я расслышать сумел
Снежную вьюгу поющие души!
Боже начала и Боже конца
И бесконечной посмертной метели,
Гаснущей музыкой слух наш мерцал,
Мы не Тебя – мы друг друга хотели,
Мы от безмолвья бежали, о Царь
Снежного зарева душ и материй!
Господи Боже первой вины,
Первых раскаяний – ломких и льдистых,
Зиму пошли – пробужденья и сны,
Встречи снежинок – раздельных и быстрых.
В нас – обжигающий гений страны,
Времени призрачного пианистах!..
1983
Осенью выжженный чертополох
В поле пустынном заброшен:
Болен вконец, одинок и плох,
Весь, до корней, изношен.
Только стемнеет – и он тогда,
Нищий и темнолицый,
Как единственная звезда,
На земле загорится!
Ветер его добивает. Злость –
В старческих взмахах чертополоха:
Он среди поля – незваный гость,
Жизнь – безнадёжная, скверная склока…
Только стемнеет – и он под Луной,
В сна распахнувшихся безднах,
Будет один – звездою земной
Перед сонмом – небесных!..
1983
Где до каждой весны –
По метелям разлившимся – вплавь,
Где сбываются сны,
Никогда не сбывается явь,
В белоснежной стране,
Где, как свет, расставанье хранят –
По тебе и по мне
С колокольни любви прозвонят.
Где бы ни были мы –
Пусть ни тени, ни памяти нет –
Встрепенёмся из тьмы,
Отзовёмся с безмолвных планет
И на поле сойдём,
Не мечтая уже ни о чём,
Ты – весенним дождём,
Я – сквозь ливень глядящим лучом.
Если звон раскачать,
Если колокол светом налить –
Невозможно молчать
И нельзя ни о чём говорить.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу