Дмитрий Щедровицкий - Стихотворения и поэмы

И петь, и понимать,
О чём твердил небесный хор…
Смотрел из ночи Мельхиор,
Как золотился свет,
Как подымался сладкий дым –

В нём вился холод наших зим,
Сияли лица лет…

Возлюбленный немногословный,
Правитель дымящихся трав!
Введи нас в закат многослойный,
Молчать среди сосен оставь.

Уже Твоё солнце садится,
Мы солнце во взоре таим.
Мне в сумерках дай насладиться
Кротчайшим подобьем Твоим.

Жаворонков жёлтый крик
Жмётся к выжженной земле,
Надевает небосвод
Чёрный грозовой парик,

По вопящей мгле полей
Скачет капель хоровод –

Это танец духов злобных,
Корневых, огнеподобных,
Молнией ниспадших в глушь, –
Это пляс погибших душ!..

Ты – Сокрытый в зрачке мотылька.
Из Тебя – голубиная стая.
Из Тебя выбегает река
И трава прорастает.

Нет ни лет, ни следов, ни причин –
Только Ты предо мною.
Из Тебя, как из солнца лучи,
Возникает земное.

И творенье – не где-то вдали,
Не в туманностях белых…

Мы не плыли. Мы по морю – шли.
Мы – и буря, и берег.

В дороге, посреди обычных дел
И беловатых встреч недолгих,
Где души вянут в полумраке тел, –
Тебя внезапно настигает оклик
Из прошлого. Ты б, верно, не хотел
Сейчас своё услышать имя
Из навсегда умолкших уст,
Но словно вихрь неотвратимый
Осенний обнажает куст,
И листья по его приказу
В безумье мчатся над рекой, –
Ты отдаёшься весь и сразу
Тому призыву. Про покой
Забудь. В минувшем нет покоя.
Словам умерших внемлешь ты,
Господь всевластною рукою
Сорвал завесу суеты
С твоих осиротевших глаз.
Неугасимая тревога
Прошедших лет
Твоих вопросов заждалась.
Ты видишь свет
И узнаешь себя и Бога.

Темно. Россия велика
На все равнинные века
Ночного полушарья.
И лебедь – лентой в облака,
И коршун – чёрной шалью.

Средь молний бешеной игры
Дух округляется в шары
В ночи зигзагов диких.

Висят московские дворы.
Безмолвствует Языков.

…Он громко сетовал: «Какой разгул!
На небе гром подносят полной чашей,
Там залпом пьют грозу, как юность пьют,
И смотрят вниз, хохочут и поют,
Но этот хаотический уют
Лишь оттеняет бесприютность нашу,
Свинцовый дождь и рощи рабский гул…»

Но, видно, день был местом странных встреч,
Коль скоро небожители и люди
В него вступали с разных точек сна:
Растрёпанный, с бутылкою вина,
Седой старик в грохочущей минуте
К деревьям обращал живую речь:

Пред тучами, травой и косоглазым
Пространством, рассечённым поперёк,
Он выступал и требовал вниманья.
Границы яви хлёсткие ломая,
Какой-то странный пробежал зверёк
Меж мокрой тьмой и старика рассказом…

…Отряхивала листья тишина,
В сырых кустах поёживалось время,
По капле омывая общий грех.
Старик кричал, переживал за всех,
И сцена леса молниями всеми
Была трагически освещена.

Старик замолк. Я подошёл к нему
И проводил до сумрачного дома,
А после бегал вызывать врача.
Гроза, в окно рогатиной стуча,
Шла в прошлое, морщинясь у излома
Его бровей, в отеческую тьму. –
Видать, разобралась в его речах.

Назавтра я узнал, что умер он.
Слова умерших обретают ярость
Дремучей чащи и корявых гор:
Сгущают кровь и камнем бьют в упор,
И, как бы вы забыть их ни старались,
Нахлынут ливнем – и встряхнут, как гром…

Вспыхнуло пламя –
Взгляда не отвести,
За густыми стволами
Будет небо расти.

Голос твой тихий –
Ураган над рекой,
На излучине вихря
Безмятежный покой.

Прежде мне знать бы
И прийти по воде
В белый день твоей свадьбы,
Отсиявший в нигде.

…И важно всё, и всё на месте,
И смотрит мальчик, размечтавшись,
На светом вспыхнувшие вести
Всех новостроек – восемь на шесть –

Застывших в шахматном порядке,
Живые прячущих фигуры,
Чьи души после песни краткой
Слетают в ночь с клавиатуры.