Дмитрий Щедровицкий - Стихотворения и поэмы

Сёстры, настигнуты страстью свирели и систра,
Над челноком и над нитью склоняются низко –
Только вдруг съёжились руки, тончают когтисто,
И не слетает с их губ ничего, кроме писка…

Слух свой надменный от флейты закрыв, от тимпана,
Ставя себя всех поющих и пляшущих выше, –
Дочери Миния в ночь безрассветную впали,
Дочери Миния ныне –
летучие мыши!..

Сладко солнце видящему солнце,
Божий облик в проходящих сладок
Видящему лица. Так пасётся
Стадо, и пастух блистает в латах.

Души расходящихся селений,
Судеб сонм – невидимой капеллой,
И к небесной грозовой сирени –
Ум вознёсся, словно замок белый.

Но замри над плоскими горами:
Ведь одно у горнего горниста
На уме – чтобы в тебе взыграли
Краски, как вино в крови гористой!

С овцами, как при Лаване,
Утром гуляет облако,
И не поймёт никак
Мальчик: зачем подолгу
Скрываются те созданья,
Что длят плодов созреванье
В бесплотных и крепких руках?

Вроде бы – спрятаться негде,
Пусто, деревьев мало,
А за небесной твердью
Скрываться им не пристало, –

Ведь на одних Сильфидах,
На их бытии высоком,
Явленной жизни круг
Держится – вдох и выдох,
И наливаются соком
Яблоки на ветру.

Вдруг – откровенье, оклик!
После сомнений долгих
Он на призыв идёт:
Там, во дворце высоком,
Воздух подобен сотам,
Зренья густеет мёд…

…Ещё живём. Ещё таим подробность –
Песчинку мига – от морской волны,
В которой все нежившие равны.
Ещё бежим от родины в безродность.

…Ты помнишь, как на набережной той
Переходили вещи в отраженья
И наши лица чувствовали жженье
Души миров, как солнце, золотой?

Тогда, взлетев, оттаяли слова
И закружились над слепящей гладью…
Того божественного полдня ради –
Завесы снов со смерти не срывай.

Смычок своих снов к весне приложив,
До клёкота тронув струны, –
О, доктор-облако! Он ведь жив
И петь расположен очень –
Твой друг безнадёжный, юный –
О, доктор-облако! Он ведь жив
В конце коридора ночи!..

Солёной, звонкой, упавшей на жесть
Души, оттаявшей тайно
Слезой – он высказался! Ровно в шесть
Утра – запела окраина:

В больнице заняты все места,
Он жив – зеленеющим свитком листа!..

Зарю откройте – широкий свет,
Сорвав со зрачков занавески!
С высокой кафедры – дайте листве
Бессмертья выкрикнуть вести!

И пляшут столетья по крышам: он жив!
Он смотрит! Иначе – к чему же
Семнадцати тысяч миров лейтмотив
С двухсложным свеченьем жемчужин?..

Старушечий век. Непослушные руки.
И тише. И всё неразборчивей лица.
И день, как тоскливая очередь, длится.
Терпи да изменницу-юность баюкай.

Ни свата, ни брата. И кто похоронит?..
Погожий денёк выдаётся так редко:
Опустится голубь. Заглянет соседка.
И ангел с иконы хоть слово обронит.

Тоской и холодами воспитанье,
А жизнь поёт вдали…
Бездумно-чистый воздух госпитальный,
Печали утоли.
Немые взгляды и детей, и взрослых –
Незаданный вопрос:
С больным терпеньем перешедший в воздух,
Он судьбы перерос.

И только ты остался ненадолго
В очерченной тени.
Слепой сосны стерильные иголки
Твои пронзили дни.

Но если будет непосильна ноша,
И мир не по тебе,
Опять глаза закроешь – и очнёшься
В саду немых скорбей…

Не одно ли нам плещет солнце,
Не одни ли ветви нагие,
Не один ли нам воздух клянётся
Во взаимности – до могилы?

Для чего же молчать, скрываться
В зале выплесков, бурь, агоний?
Всё равно ополченье вальса
Обезумит, помчит, догонит!

О, взгляни, отзовись, откройся,
Как волна – до жемчужной глуби,
Как живят красотой морозы,
Как пожар, пожирая, любит…

Среди толпы несметной
Снежинок и людей –
Живи с душой бессмертной
В ликующей беде.

В кругу деревьев спящих –
О, как бессонно мне
Среди аллей погасших,
Но светлых при луне,
Чей луч немой и вечный
На сотни лиц дробим, –
В стране, где первый встречный,
Как первый снег, любим,