Влад Снегирев: Моя эпоха

Обрывки умолкнувшей бури
опять погружаются в сон.
И снова – засилье цензуры,
измятый в борьбе балахон.

Ну что ж, повезло, так бывает,
оставят вождя своего;
на сколько, Аллах один знает.
На всё - только воля его.

15.03.11

Неймётся... неймётся... неймётся...
Пылает кровавый рассвет.
И вот уже хищно несётся
на Ливию стая ракет.

Пришла из бездонного неба
крылатая, страшная смерть:
бесцельна, страшна и нелепа...
Над дымом пожаров – мечеть.

Британские крепкие парни,
не тратя бессмысленных слов,
подвесили бомбы попарно
для женщин, детей, стариков.

И снова зеленое знамя
встаёт высоко над толпой,
как боли расцветшее пламя,
как призрак войны мировой.

20.03.11

Восток – это тонкое дело.
Нельзя туда лезть напролом;
собрав коалицию смело,
бросать без присмотра свой дом.

Сейчас чёрный пояс шахида
не знает привычных границ.
Ему нипочём ноты МИДа,
испуг обывательских лиц.

Немало, во имя Аллаха,
желают героями стать;
не зная привычного страха,
судьбу и себя испытать.

Не будет ли нефть из пустыни
чрезмерно для вас дорога?
Зачем покоряться гордыне,
себе создавая врага?

Зачем слушать голос наживы
и в грозный стремиться поход?
Такой уже век торопливый,-
беспечно летящий вперёд...

23.03.11

Не дали полковнику шансов,
ведь нефть – это кровь городов.
«Виновен, - без всяких нюансов».
- Так их приговор был суров.

Оставит он скорби заветы,
уйдя в неизбежность свою.
Неясные будут ответы
и много погибших в бою.

И снова тревожное небо
так низко пригнётся к земле...
Блокада – отсутствие хлеба,
дома в удушающей мгле.

Мне мир этот чуждый, но близкий.
Не тронь горе сердца, не тронь...
Призвал даже сам Папа Римский
не лить больше масла в огонь.

29.03.11

Качаются чаши победы
над бедной, пустынной страной.
Пришли небывалые беды,
гремит продолжительный бой.

Инструкторы всех обучают
нюансам искусства войны.
И медленно, медленно тают
войска, что Кадаффи верны.

Пошли в ход газетные "утки":
мол, предали дети отца.
И выйти на улицу жутко.
Мученьям не видно конца.

Война – это боль, это горе,
безумия мрачный разгул.
Пустынно по-прежнему море.
Слышнее воинственный гул.

Зачем демократию нужно
нести к ним на крыльях ракет?
Лишь рабство из страха послушно,
да только в нём радости нет.

04.04.11

О временах давно ушедших, грубых
не будем мы напрасно вспоминать.
Вонзились в небо частоколом трубы,
на всём лежит неясности печать.

Сними мой век покров заветной тайны,
от чьих отцов греховно ты рождён?
Ведь грозы сейчас явно не случайны.
Я вижу цель: смешать толпу племён.

Велик твой труд к недостижимой цели,
и с каждым днём суровее шаги.
А те, кто вдруг покоя захотели,
тебе не братья – злостные враги.

Здесь счастлив тот, кто сам лишь верит в счастье.
Приветствуем оазисы пустынь!
А все мы стали плана мелкой частью,
не видя даль, не чтя своих святынь.

2012

Закат погас и день остановился,
подбив итог эпохе и себе.
Историк сел за стол, перекрестился
и стал играть фальшиво на трубе.

Он пел о том, что где‑то там, в Европе
бушует кризис, не касаясь нас.
Всё правильно, ведь мы сидим в окопе,
украв немного газа про запас.

Проносятся там бури и циклоны,
Манхэттен тонет и идёт на дно.
А я молюсь и участь Дездемоны
мне не страшна, как крейсеру – бревно.

Историк пишет долго и усердно,
вставляя все слова наоборот.
Пиши, пиши… Писать всегда не вредно.
Я объявляю кризису бойкот.

Впрок запасаюсь ароматным салом.
(Прекрасный стратегический товар).
Картошки в этот год собрал немало.
Вот всё продам – и получу навар.

Пока свое хозяйство есть под боком,
пожар ликующий нам вовсе не грозит.
Пускай бушует там, – в краю далёком.
Мы не страна. Мы прошлого реликт!