Керим Волковыский - Лиственница

Буду умирать
оставьте
мой балкон открытым.
Мальчик ест апельсины
(с балкона его я вижу.)
Жнецы работают в поле
(с балкона их я слышу)
Если умру,
оставьте
балкон открытым.

Когда я умру положите
меня на песок горячий
рядом с моею гитарой.
Когда я умру закопайте
меня в апельсиновой роще
тенистой, где пахнет мятой.
Когда я умру – бросьте
меня там, где хотите
....
Ах, когда же умру я.

Цыганский Христос
меняет
лилию Галилеи
на гвоздику Испании.
Смотри, откуда идёт он
Испании
плоское небо.
по руслам медленных рек
чистая стекает вода.
Цыганский Христос
темнеет
ликом: кожа да кости.
Страшен белок его глаз.
Спроси, куда он идёт.

Колокольня белая 10
белый
звон.
Белым ветром
Разносится он.
Колокольня белая
звон.
Стих.
В серебро ветер
пыль превратил.

Сто лунных всадников —
бездорожье в небе,
Апельсиновая роща,
куда они едут?
Куда доберутся?
До Гранады – вряд ли,
Кордоба и Севилья —
им только снятся.
Их смурные кони
забредут на кладбище.
Плач струны их догонит.
Семь вздохов с них взыщут.
Сто черных всадника
Андалузии горькой.
Апельсиновая роща.
Луна за горкой.

Как умеет гитара
и во сне плакать
по погибшим душам.
Из её чрева
вырвалось рыданье.
Как плетут струны
западню паучью
из глухих вздохов.
В омуте альхибе 11
захлебнулось рыданье.

Ночью в том саду
или в той роще
пляшут шесть цыганок
в белых платьях.
Ночью в том саду
или в той роще
им короной служат
бумажные розы.
Ночью в том саду
или в той роще
перламутр зубов их
как огня брызги.
Ночью в том саду
или в той роще
бегают по небу
длинные тени
цвета ежевики.

Вот и умирает
вбелой своей хате 12
та, что для мужчины
сладость и угроза.
сто коней без стремян.
всадники их мертвы.
Фонари мигают
как на небе звёзды
чуть прикрыта юбкой
медь её тела.
Сто коней без стремян.
всадники их мертвы.
Из-за гор приходят
длиннющие тени
и запев гитары
рвётся…
Сто коней без стремян.
Всадники их мертвы.

Ай ай Петенера,
петенера – цыганка,
на твои похороны
не пришли монашки,
христовы невесты
в белых мантильках,
а пришли глухие
гиблые люди.
У них в сердце – стон
в голове – ветер.
По кривым кайехонам 13
они гроб проносят,
твой гроб проносят,
по тебе плачут.
Ай ай Петенера,
Петенера-цыганка.

Сто влюблённых
навеки заснули.
Им земля пухом —
пыль Андалузии.
В Кордобе зелёной,
где растут маслины,
ста влюблённым
сто крестов поставят…
Сто влюблённых
навеки заснули.

На белых колокольнях
колоколов
звон.
Белыми ветрáми
разносится он.
По пыльной дороге
смерть бредёт.
На лютне играет
и песнь поёт.
Венок из флёр д’оранжа,
кроткий взгляд.
Сто влюблённых
навеки спят.
На белых колокольнях
звон стих
В серебро ветер
пыль превратил.

Август,
тлеющего неба
сахар и персик.
В толще заката
солнце
застрeвает косточкой фрукта.
Смеётся початок
желтый нетронутый крепкий.
Август.
Дети кормятся хлебом
тёмным и спелой луною.
Вкусно.

Ночь. Луна в кузницу вошла,
Юбками из тубероз громко шурша.
Малое дитя на луну глядит.
Глаз не сводит. Глядит и молчит.
Смотри, как чудесно танцует луна,
Водит руками – грудь видна.
Грудь бесстыжая – белая жесть
Дева порочная. Страшная весть.
– Чур, скорей, уходи луна!
Придут цыгане – получишь сполна.
Вот настригут из тебя бус,
Белых колечек, серёжек грусть.
– Молчи дитя, этот танец – мой,
Когда цыгане вернутся домой
Наковальня заменит тебе кровать,
Глазки закроешь и будешь спать.
– Чур, скорей, уходи луна!
Я слышу вблизи топот коня…
– Отойди, дитя, смотри как измял
Моих нарядов ты свежий крахмал.
Всадник одинокий
к дому подъезжал,
недвижим на наковальне
мальчик лежал.
Едут цыгане масличной рощей,
Головой поникнув – чего же проще.
Глаза потупив – бронза и сон,
Один до кузни остался прогон.
Ах, как противно кричит козодой.
По ветру дерево скрипит струной.
В небе молча плывёт луна,
Дитятко за руку ведёт она.
Кузню полнит цыганский стон.
К небу растёт и ширится он.
Лунный свет в тишине разлит.
Ветер над мёртвым плачет и бдит.