Керим Волковыский - Лиственница

Снова, как и сорок лет назад,
всё рядом и всё знакомо.
Белый снег.
Чёрная земля.
Низкое пасмурное небо.
Смешались прошлое, будущее и настоящее,
И страница перевёрнута.
Но нас здесь нет.

За мною, как за улиткой,
тянется липкий след —
горячей любви к людям
которых давно нет.
Которые давно сгнили
в чёрной жирной земле,
но так и не узнали,
как их не хватает мне.

Попросил стихи
не приходить больше,
не мешать мне спать,
не заставлять сердце моё
биться:
тук-тук,
тук-тук.
Сколько можно!
Пригрозил:
не отстанете – лягу в больницу,
попрошу доктора
выскрести вас железной лопаткой.
И стало тихо:
тик-так,
тик-так…
Прислушался,
авось ещё что услышу —
ни хрена.
Ходит бессонница,
шаркая ногами,
стулья переставляет.
Что делать?
Встал.
Надел очки.
Раскрыл книгу
и читаю вслух:
«Жили-были старик со старухой
у самого синего моря».

Бывает чёрною тоска,
печаль всегда светла.
Так нам советовал поэт —
мы следуем ему.
И с красотой, что мир спасёт,
знакомы тоже мы.
Ребёнок спит, и далека
звезда, и ночь вокруг.
Когда вернётся блудный сын,
отец уже умрёт.
Сосед приткнулся у ворот,
а дома больше нет.
Но если выпала судьба,
не подчиниться – грех.
Хотя смеётся тут один,
который всех умней.
Играет с бусами монах,
их чётками зовёт.
Подумал, не один ли чёрт,
нет, разница, наверно, есть.
И этот стих уже давно
ведь кто-то написал.
Запамятовал – где и как,
но точно помню – что.

– Ленива я и неряха, —
Ответила поэтесса
На чей-то вопрос из зала,
Зачем она пишет стихи.
– А я убоялся смерти,
Поэтому стал бандитом,
Киллером, если хотите,
И живу себе лучше всех.
– А я ненавижу мякоть
Земли; разрываю ей брюхо
И сею различные злаки.
Мой урожай хорош!
Какие странные люди —
Поэт, крестьянин, убийца.
Но мы ещё не спросили
Охотника и рыбака.
А ведь, и Бог, наверно,
Захочет сказать, почему он
Так любит людей и землю,
Что нету им мочи жить?

Да.
Пожалуйста.
Кто поможет мне написать стихотворение?
Данте?
Или римская поэтесса —
Патриция Кавалли.
Шестьдесят пять лет.
Мёртвые волосы
Опавшая грудь.
Смотрит в сторону.
Но голос:
«Le pigre divinità è la pigra sorte» 9.
«К Вашей речи, я ещё не привык, – ей скажет
наш зарытый по пояс в землю и облизнёт губы.
Но речь Ваша пленяет мне слух и бодрит разум.
О, как полюбил я Вашей речи радостную усталость,
безалаберную нежность и прецемоло безразличья…
Перец на языке, и в прозрачных глазах слезинка.
Вы такая-такая-такая! Право, и выговорить не умею».
«Прецемоло» – по-итальянски петрушка, и ничего более.
А ты, мой друг, шёл бы спать
и голову людям не морочил, —
это нашему «полузарытому» мягко скажут.
А он: «Почему?
Не хочу.
За что?»
И «Nessun dorma».
Римская поэтесса Patricia Cavalli —
Лёгкая походка. Возраст неизвестен.
Пытливый взгляд. Остренькие груди.
Непослушную чёлку рукою со лба смахнула.
A голос…

Мне говорят:
– Вы знали Беллу Ахатовну Ахмадулину?
Отвечаю:
– Не знаю!
Не отстают:
– Ну всё-таки, ну скажите, ну ведь знали!
Осторожничаю.
Начинаю юлить. Кашляю в кулак:
– Может быть, – говорю, – чем чёрт не шутит.
И делаю вид, что изучаю какие-то мелкие ссылки.
Волнуются по новой:
– Керим Львович! Расскажите!
Мы Вам спасибо скажем.
– На спасибо далеко не уедешь, – говорю я молча,
а вслух отвечаю: – Дайте подумать.
Проходит некоторое время,
И я уже сам прошу слова. Лезу на сцену.
Начинаю говорить. Руки в карманах:
– Ну, знал я Беллу.
Если хотите, могу привести кой-какие детали…
Молчат. Им неинтересно.
Предлагают:
– Давайте поговорим на другую тему.
Поговорим, например, о том, какая сегодня погода.
И поговорили.
А что оставалось делать?

На картине Иеронима Босха
Рыба по небу летит.
На рыбе сидят пассажиры
Они куда-то спешат.
Глядь – грешника за пипиську
Чёрт тащит щипцами в ад.
А кто-то готовит яичницу,
Но яйца еще в скорлупе.
Неподалёку женщина
Ложкой мешает суп.
К ней двое пристроились сзади
И жарят её вовсю.
На картине Иеронима Босха
Есть дерево-человек
Он к нам лицом повернулся,
А вокруг него чёрте что.
Кто-то катит наверх бочку,
Тому бы лишь на лесенку влезть
А третий сам с собой рассуждает
Не пойти ли ему спать?
На картине Иеронима Босха
Каждый занят делом своим
Но все-таки успевает
Подсматривать за другим.
На картине Иеронима Босха
Маленький, на птичьих ногах
Спешит убежать из картины.
Это, наверное, я.