Лев Халиф - ЦДЛ

Великий Заокеан, получил ли ты то, чего ждал и хотел? Ждал ли ты нечто иное, чем то, что понаехало, понаплыло и понабежало, скажем, из наших «всю-то я вселенную проехал» запертых стен? Привыкший иметь дело со своими европейскими, которых не слишком-то берег, и (полагая, что человек – он везде человек, а может, даже и в память тех, не спасенных когда-то) распираемый комплексом вины и раскаянья, протянул руку помощи и на Восток, не слишком обдирая ее о колючие запретки. Конечно же ему грезился свет с Востока, этот мистический феномен непонятной российской живучести. Этот лежащий под спудом, еще не тронутый пласт девственно свежей энергии, не задетой советским вырождением.

В мире сегодня не только нефтяной кризис. Духовного горючего тоже нехватка. Это в России топят и тем и другим. Да и стал бы иначе еще свободный мир вызволять примитивного раба? Думал – только отпустите – и он придет, истосковавшийся по Богу человек, и преподаст урок такой иступленной веры, что храмы в небо взлетят и растают. А если художник, то глянувший в пропасть такую, такое страданье познавший, что истина вспыхнет тотчас, лишь только раскроет ладонь. А если врач, то не рвач, а само милосердие с дипломом. А если физик, то хоть немного лирик, а уж потом монтажник электронной дубины, которую он делал по заказу дикаря и, заметим, сработал к сроку.

Барыш – слаще барышни. Здесь этого и без того хватает. Двинул локтями – и весь интеллект – тоже хоть отбавляй. «А ну, потеснись в своих джунглях!» – и это было. Кто только сюда не прискакивал, в спешке даже клыки не почистив. Это Свет был нов – не человек.

– …И что же со мной там будет? – задался вопросом Даня, – здесь, по крайней мере, меня на руках носят. А там? Интересно, и кто же теперь в моей пребывает шкуре – в короткой распашоночке, молоденький такой. Не думаю, чтоб она оставалась без тела. Но пока не его, а меня, красавца, несут. И все делают, чтобы только уехал. И даже бесплатный билет предлагают, к моему уже купленному в придачу. В ту самую сторону, куда толпа повалила и что-то там повалила. Упал истукан, не ушибся, а может, и не падал вообще их самый большой Ильич, но все же развел руками. В недоумении, а может, все же хотел удержать?

– А я в отличие от тех, кто «Е» сказал здесь, а «ДУ» досказывал уже с Того Света, принял решение избежать довольно просто. Нужна была последняя капля – и она сорвалась.

– Папа, я тоже хочу на Тот Свет, – сказал мне мой сын десятилетний.

– Почему ты хочешь на Тот Свет?

– А здесь его недостаточно. Я вкуса не вижу, когда ем…

– О-е! Хорошо, мой мальчик, будем вызываться.

Не успел подумать, как меня уже вызывают куда следует. Во, работают! Прихожу в наш союз нерушимых советских писателей.

– Это как же понять? – спрашивают.

– Сына не приняли в английскую школу в Москве. Считайте, что он уже учится в американской – в Нью-Йорке. И разумеется, не в русской, где, кстати, советские буквари…

И что, забегая вперед, я смело могу утверждать, что я прав – английский ему родной вполне. «Я чувствовал, что дома не на родном языке говорил, – говорит мой мальчик, – чувствовал, но не понимал, оттого что маленьким был. Ты уж сам говори на своем родном и всемогучем, великолепном и великодержавном, понятном и прочем, на котором тебя скорее иностранцы поймут, нежели те, у кого он за зубами. Я имею в виду твоих соплемянников…» «Соплеменников, – поправляю, – трайбс мен». «О’кей, – говорит, – пусть будет соплимен (как американцы любят сокращать слова!). Вот ты лучше скажи: какая разница между советской прессой и нашей? – мой тыч интересуется…»

– Шесть миллионов деревьев нужно срубить, чтобы один только год выпускать один только «Нью-Йорк тайме». И в десять раз больше надобно уложить – не деревьев – людей, чтобы печатать «Правду» – самую большую неправду в мире. Вот в чем существенная разница между советской и западной прессой. Но едва ли твой тычер это поймет.

– И еще он интересуется – ты уезжал героем?

– Конечно, героем… уже начавшейся книги, скажи своему Песталоцци – в России у художников, как правило, сходна судьба, чем больше они не похожи, тем чаще они близнецы. Так что мой герой – абсолютно вылитый я.

Какой, однако, любознательный у моего сына учитель! Такой же, как я, когда восклицал: ну, и где же новый наш Моисей, чтобы снова-здорово водить нас в пустыне кругами?

Это сколько же надобно наших евреев водить – и без того вон какой круг загибают в Новый, неблизкий Свет, отряхая кто землю с подошв, а кто и песочек, сами себе вожаки.