Дмитрий Пригов - Монстры

До пяти вечера Ренат провалялся на той же поляне с книгой в руках. Это была давно им излюбленная Манон Леско. Впервые прочитал он эту вещь в Литинституте. Нашел в институтской библиотеке. На учетной карточке была только одна читательская пометка и та десятью годами раньше. Фамилия и подпись очень походили на подпись и фамилию Александра Константиновича. Ренат тогда еще не был с ним знаком.

Книга как-то странно задела юного Рената, ни содержанием, ни действующими лицами вроде бы не имея в то время никаких шансов завладеть его вниманием. Потом Ренату в книге стали открываться специфические места умолчания и провалов. Он замечал внезапно почерневшие до локтей нежные руки Манон при ее посещении Дегрие в удаленном беззвучном монастыре в глухой французской провинции. На этом месте он и обнаружил пометки предыдущего читателя.

– Интересно, – задавался вопросом Ренат. – Как бы ее звали по-русски, случись это все у нас, на местной почве? – и улыбался, перебирая знакомые имена. – Татьяна? Анна? Ольга? Машенька? – но не останавливался окончательно ни на каком.

Она осторожно входила за ограду. По пустынному двору, присыпанному гравием и окаймленному пылающими розами, с еле заметным шелестом и поскрипыванием направлялась к его удаленной келье. Птицы смолкали. Их темные приглаженные тушки виднелись беззвучные на ветвях редких деревьев и по периметру невысокой каменной стены. Они внимательно наблюдали. Она отвечала им быстрым и цепким взглядом чуть роскосых черных мерцающих глаз и еле заметно улыбалась. Они медленно поворачивали головы, прослеживая ее продвижение по пустынному двору. Вдали промелькивали редкие фигуры, замотанные в темно-коричневые балахоны. Монахи, видимо.

Монахи? – промелькивало в ее голове. И, вообще, что она тут делает? – недоуменно, почти испуганно оглядывалась. Взгляд падал на руки. Ах, да, да, – и ускоряла шаг.

От здания стремительно отрывалась и долетала до нее, обдавая сущим холодом, струя почти нездешнего воздуха. Она останавливалась и переводила дыхание. Ренат едва смог разобрать на полях заметку Александра Константиновича. Что-то типа: модельное, модельность, или же модальность.

Интересно. По описанию вроде бы монастырь, но почему так свободен туда доступ женщинам? – удивлялся Ренат. Заглядывал в книгу, но не находил достоверного ответа. Скорее всего, при монастыре комнатка какая-нибудь небольшая. Дегрие приуготовляется к постригу. Или к вступлению в должность кюре, – прикрывал книгу, оставляя палец на читаемой странице. Смотрел в небо. На многие километры вокруг стояла ненарушаемая тишина. Ренат представлял себя в подобной же маленькой келье, склонившимся над этой вот маленькой книжечкой. Томительная тишина, полутьма. Какая-то сырость, что ли. Дверь распахивается, и входит она:

Она все шла. Небольшое расстояние до здания заняло неожиданно много времени. По ходу движения ее руки постепенно заливала угольная шероховатая тьма. Она достигала высокого портала. Маленькая и хрупкая, наваливаясь своим почти птичьим тельцем, с трудом отворяла тяжелую и неприятно взвизгнувшую окованную железом дверь. Быстро проходила сумрачными коридорами просторного здания. Путь до его обители она знала безошибочно. Откуда? Или она уже была здесь?

Входила в сумрачную келью уже почерневшая до самой шеи. Он оборачивался на неожиданно яркий сноп света, хлынувший из открытой двери в его полутемную обитель. Все неожиданно начинало светиться сначала отраженным, а потом каким-то собственным, индуцированным светом. Но тихим, нежным и слабым, почти незаметным под напором мощного, внешнего. Тут тоже обнаруживалась заметка Александра Константиновича. Почти совсем выцветшее, еле заметное подчеркивание карандашом слов «тихим, нежным и слабым».

Дегрие от неожиданности прикрывал ладонью глаза, шурился и замечал, вернее, обнаруживал ее. Отрывался от книги, захлопывал ее, оставляя руку на читаемой странице. Полуобернувшись, застывал в этой нелепой позе. В его глазах прочитывалось моментальное желание бежать прочь, скрыться, быть невидимым и недосягаемым. Но это только первое, почти неуловимое мгновение. Мгновение слабости и смятения. Она отчетливо улавливала его и отвечала мягкой понимающей улыбкой. Бросался к ней. Обнимал. Прижимал к себе. Целовал, слизывая с ее щек обильные прохладные слезы, и отбеливал всю вдоль длинного обнажившегося тела своими стремительными прикосновениями. И так до следующего посещения. И всякий раз у нее почти не оставалось времени. И всякий раз она успевала. Постепенно все становилось внятным Ренату и по смыслу и по деталям. Он уже все принимал и понимал.