Дмитрий Пригов - Монстры

В доме своих бывших хозяев их встретили приветливо. Но все было занято какими-то простоватыми и шумливыми постояльцами из Киева. Марта и Ренат сразу же по приезде заглянули сюда и были неприятно удивлены тем, что их привычные угловые, достаточно обжитые за предыдущий сезон, тихие комнаты с окнами в сад оккупировало большое семейство с не поддающимся подсчету количеством необаятельных разновозрастных детей. Хозяева, ставшие близкими друзьями, уже успевшие посетить Марту в Москве, достойно и тихо бродившие по московским достопримечательностям и магазинам и, отъехавши, регулярно извещавшие почтовыми открытками о нехитрых событиях своей семейной жизни и поздравлявшие со всеми советскими и несоветскими праздниками, посокрушались, что заранее не известили о возможном приезде. Марта выразительно посмотрела на Рената. Ренат отвернулся. Хозяйка, кинув быстрый взгляд на обоих, пообещала что-либо разузнать, пока Марта и Ренат, оставив вещи, побродят, поищут какое-нибудь другое жилье. Посидят у моря. Вот, посидев, они мрачно и брели к дому друзей. На пороге их ждала весело озабоченная хозяйка:

– Как вы долго.

– Хэллечка, ничего не нашли. В Анкуре посидели. Поедем в Таллин.

– Что вы, что вы! – воскликнула Хэлле. – Я, Марта, вспомнила одного своего ученика. – Она преподавала в местной школе. Русский язык ее был вполне свободный, с некоторыми, правда, странностями в употреблении обычных слов. – Жена у него недавно так странно умерла. Он с родителями на хуторе живет. Тут недалеко, – и улыбнулась, заметив, как заметно расправилось лицо озабоченной Марты. – Двадцать минут пешком. Его зовут Ян. Он ужасно учился, но сам неплохой. – Марта все еще была в некотором сомнении. Ренат заметно оживился:

– Здорово! Марта, это же хутор. Мы никогда не жили на хуторе. Это здорово! – пытался он заразить Марту своим несколько деланным энтузиазмом.

– Там еще речка. Хутор называется Вана-Вески – старая мельница. Тихо. Там, Ренат, тебе хорошо писать будет.

– Писать хорошо будет, – с неопределенной интонацией повторила Марта. – Ладно, бери вещи.

– Не надо. Маркус после работы на машине привезет.

Так и поселились между трех вод.

Ренат снова посмотрел на слабо светившийся циферблат. Вода была спокойна. Ренат стоял, спиной облокотившись о парапет и засунув руки в карманы. Становилось прохладно. Он чувствовал, что уровень воды заметно поднимается. Возможно, это были колебания, вызванные каким-то дальним глубинным шевелением, что-то вроде прилива. Но какие приливы в реке? Если только, конечно, сюда, в связи с новыми грандиозными проектами, не провели море, усмехнулся он.

– Земснаряд какой-нибудь? Хотя какой земснаряд в такое позднее время? – и даже не повернулся, продолжая стоять спиной к реке, всматриваясь в простиравшуюся перед ним обширную заасфальтированную площадь.

Хутор достаточно отстоял от ближайших строений. Минутах в пятнадцати ходьбы жила одинокая старая Мария. Русская, заброшенная сюда послевоенными переселениями всех советских народов во всех советских направлениях. Отсюда же эстонцы утекали не по собственной воле за Урал и в Сибирь. Навстречу им немалым потоком двигались русские. Впрочем, многие без всяких претензий, разоренные и неприкаянные. Мария приехала с мужем, который быстро и помер. Взяла на воспитание сына умершей младшей сестры. Воспитала его со всем своим прилежанием, привязанностью и вздорностью. После армии тот не вернулся. Даже не дал о себе знать.

– Кто его, подлеца, знает. Может, женился. А то и убили. Он такой, – не стала пояснять, какой такой.

Вот и жила одна с коровой, курами, овцами. Да, еще неотступная крыса, с которой она вела непримиримую борьбу. Возможно, крыса менялась. Вернее, менялись представители этого вида. Но Марии они представлялись единой вечной крысой, которую она ошпаривала водой, била поленом, кидала в нее топор. Крыса кричала как поросенок и погибала. Мария выбрасывала ее тушку. Через неделю она была опять тут как тут, прошмыгивая от печки к столу с неубранной посудой. Мария материлась и бросалась в погоню. Ренат иногда наблюдал эти титанические игры. Но не вмешивался.

– Понимаешь, Ренатка, устаю я от нее, – говорила Мария упавшим голосом, ложась на узкую кухонную скамью. – Почитай газету. – Поворачивалась на спину, уставившись безжизненным, почти окаменевшим лицом в беленый потолок.

Ренат вставал, шел к печке и в узкой щели простенка находил несколько пожелтелых газет со слабыми следами крысиного помета. В основном эстонские. Но были и русские. Мария говорила бегло на обоих языках, а вот читать и писать ни на одном не выучилась. Время было такое. Да и места ее проживания достаточно дикие, которых не достигла ленинско-сталинская кампания по ликвидации всеобщей неграмотности.