Дмитрий Пригов - Монстры

Сильвия уже отбыла в родную Швейцарию, а Христиан задержался по каким-то своим неясным неоговариваемым делам. Хотя дела могли быть и более, так сказать, легкомысленного и вполне объяснимого свойства. По всему свету в любом мало-мальски крупном городке, да и в мелких поселениях и деревушках у него имелось по подруге. Посему он изумительно знал географию отдельно взятых мест почти всей Европы. Не знаю, как там обстояли дела с другими континентами, а с Европой – все в порядке. Обычно проезжаем или проходим каким-либо населенным пунктом, он указывает на окно второго или третьего этажа:

– Здесь у меня подружка жила. И здесь. И здесь. – В общем, известный вариант половой распущенности или легкой возбудимости творческой натуры. Да ладно. Мы не старомодные ригористы какие-нибудь. И мы не без греха. И немалого. Порой отвратительного и не смываемого никакими душевными усилиями и последующими заслугами.

Сидели мы среди мирного, раскинувшегося на многие километры, цветущего остатними яблоневыми садами Беляева, докуда не достигало холодное дыхание швейцарских и иных горных отрогов. Христиан рассказывал, а я с недоверием слушал. Хотя спокойствие и неаффектированность жителей маленькой горной страны, откуда он был родом, вроде бы не давали повода усомниться в достоверности изложенного.

– Ты знаешь, что такое добраться дотуда, – действительно, всякий знает, что такое поездка в удаленные уголки нашей не ухватываемой глазом и не охваченной средствами сообщения страны. Христиан сделал выразительное лицо. Он был одет опрятно, но не вызывающе. Единственно, выделялись огромные горно-туристические ботинки с крупно-рифленой подошвой и сложнейшей системой шнурков.

И через год Христиана не стало. Он потерялся в горах своей альпийской родины. Его не нашли. Вернее, нашли, но гораздо позднее. Когда уже ничего нельзя было поправить. Кто-то вроде бы видел, как он шагнул в пропасть. Хотя зачем ему было туда шагать? Тем более что он был профессиональным инструктором этих самых неимоверных альпийских дел. Водил группы. Неизменно и неоднократно возвращал их к отправной, начальной точке путешествия. И всегда возвращался сам. А тут – шагнул! Да и кто видел? Если видел, почему не остановил?

– Ты знал Христиана? – обратился литератор к Ренату.

– Знал, – отвечал Ренат. – Еще до перестройки. Его с нами познакомил Александр Константинович. Ты же встречал Александра Константиновича? – литератор сделал удивленное лицо на утвердительный кивок бухгалтера.

Наступило молчание. Достаточно долгое. Все сидели опустив голову, и только Воопоп улыбался. Снаружи послышались легкие удары-постукивания о черепичную крышу храма, словно некие птицы пытались пробиться внутрь или склевывали редкие зерна с черепицы. Но не очень настойчиво. Никто не поднял голову, кроме литератора.

– По поводу Федорова консультировался, – добавил Ренат. Литератор в подтверждение согласно кивнул головой. – Он погиб где-то здесь, в этих горах. – Литератор окинул взглядом белые, легко светящиеся в полусумраке стены, будто сквозь них воочию проглядывались снежные светящиеся вершины. Но понять, где именно здесь Христиан шагнул в неведомую пропасть, не представлялось возможным. За стенами монастыря было спокойно и величественно. Внутри было спокойно и благостно.

– Пропасть в пропасти, – скаламбурил бухгалтер, впрочем сам того не заметив. Или не подал виду. Вполне буднично оглядел сквозь стену неимоверный швейцарский пейзаж. – Хотя, конечно, исчезнуть можно где угодно. И как угодно. Это я вам точно говорю. – И отвернулся. Он не знал Христина. Ему легко было говорить. Хотя кто знает, может, тоже встречал. Литератор с подозрением покосился на бухгалтера. Тот полувозлежал, облокотившись на подушки, безмятежно уставившись в белесый потолок.

Внутреннее пространство, где они сидели, заливал слабый свет кратких стремительных горных сумерек. По центру зала перед сидящими стал образовываться покачивающийся вертикальный светящийся столб. Внутри его вырисовались несколько ясных светловолосых и голубоглазых лиц на вершине трудноразличимых, уходящих вверх стройных покачивающихся туловищ. Находившихся в столбе окружало некое мерцание. Оно не прорывалось сквозь стенки светового столба, внутри которого все и происходило. Картина почти райская, если бы не была подсвечена с боков смутными мрачноватыми переливающимися красноватыми отсветами, постепенно съедавшими радужную идиллию, высвечивающуюся по центру. Наконец и съели.