Дмитрий Пригов - Монстры

– Всё-о-о! Всё-о-о! Всё-о-о-о! – уже почти плакал профессор, промелькнул за спиной ошеломленного гостя и снова рухнул за стол в свое кресло. – Всё-о-о-о? – плачущий и повизгивающий голос заполнил пространство огромной залы, въедаясь в книги и предметы, застревая там, исчезая, отражаясь лишь от редких клочочков обнаженной стены и возвращаясь диким, скрипучим звучанием. Носился окрест головы не поспевающего за его модуляциями и перемещениями визитера. И умирал неким металлическим комочком прямо над поверхностью стола, сантиметрах в десяти от нее.

– Ввввссссё! – гость стал подпрыгивать в кресле. Его тоже мотало из стороны в сторону. Но, в отличие от профессора, мотало тяжело и вязко. Показалось на мгновение, что снаружи кто-то приблизил вплотную к оконному стеклу большое белое плоское лицо, расплющив нос и выворотив губы, пытаясь что-то произнести. Молодого человека трясло. Голова его беспрерывно вздергивалась, так что он не мог задержаться взглядом ни на чем сколько-нибудь продолжительное время. Но откуда взяться лицу на 3-м, последнем этаже достаточно высокого ложноготического сооружения. К тому же с наружной, сырой и продуваемой стороны. Мысль гостя в то же самое время, как вода в ватерпасе, сохраняла удивительное спокойствие и стабильность внутри бросаемого из стороны в сторону тела. Как раз этим вынесенным наружу, посторонним зрением он воспринимал все единым интегральным изображением с неким юношей в центре двух пересекающихся под углом квадратов и описывающей его, касаясь рук, ног и головы, окружности. В месте пересечения квадратов прорастали мохнатые паучиные ножки, тянущиеся к обнаженному юноше. Но натянутая окружность не пропускала их внутрь. Не давала коснуться нежного и вытянутого в напряжении тела. Девушки со своей фотографии внимательно взглядывали на юношу-страстотерпца, быстро пробегая глазами место, где помещался, или должен был помещаться, бесноватый профессор. За пределами квадратов и окружности, около точек, в которые с усилием, словно пытаясь разорвать, прорвать их, упирались руки юноши, овевая со всех сторон, мягко припадая и легко отлетая, носилось нечто прохладное, взволнованное и обещающее. Взгляд из-за окна внимательно и сочувственно следил за титаническими усилиями обнаженного юноши.

– Вииииижуууу! – зловеще вскрикнул профессор.

Гость вдруг подпрыгнул неимоверно высоко. Рукава пиджака и рубашки задрались, обнажив волосатую поверхность кожи. Простой крупный крест на длинной железной цепи, достигавший плоского живота, подпрыгивал от резких сокращений поясных мышц.

– Вииииижуууууу! – выл профессор.

– Рррр! Тттттт! Нннннн! Аааааа! – испустил из себя гость, грузно падая на пол прямо откуда-то из-под потолка.

Он лежал неподвижно, разбросав руки и довольно естественно, мягко и расслабленно раскинувшись на матово поблескивающих шашечках темного дубового паркета. Свет из окна плавно огибал его со всех сторон, придавая ровную освещенность, как если бы лежащий на полу был подсвечен и с теневой стороны рефлектирующими приспособлениями анатомического театра или же павильонной съемки. Профессор сник. Он уже не дергался. Только отвисшая нижняя челюсть открывала огромный, чернеющий вход во внутреннюю полость. Он был бледен. Липкая испарина покрывала сухую, шелушащуюся поверхность скул, носа, кончиков ушей и кожу лба, перебегаемую крупными жилами и многочисленными прожилками. Длинные волосы перепутались и закрывали лицо. Он с трудом очнулся. Откинул пряди, почти полностью перекрывавшие видимость. Огляделся, медленно соображая и прозревая картину случившегося. Вздрогнул. Взгляд его обрел полнейшую осмысленность. Стремительно бросился к книжной полке в глубине, почти пропав из видимости в поглощающем комнату мраке. Через некоторое время вынырнул в высветленном пятне с двумя бутылочками в крупно подрагивающих руках – валерьянка и нашатырь. С неимоверным трудом умудрился-таки выдрать пробочки из обеих, непредсказуемо подпрыгивающих в его скачущих руках, бутылок и поднести их к пожелтевшим ноздрям ничком раскинувшегося посетителя. Тот не реагировал. Дрожащими руками профессор попытался поставить открытые флаконы на стол рядом со спокойно взирающим на все это тускло поблескивающим сфинксом. Промахнулся. Флакончики опрокинулись, вылив на пол все содержимое, наполняя комнату отвратительным, резким, слезоточивым запахом. Глаза профессора моментально наполнились несильными слезами. Они текли по его неровному лицу, пропадая в глубоких рытвинах между носом и обнажившимися костями скул. Рыдая, сморкаясь и наподобие крыл нелепо взмахивая руками, пытаясь утереть мокрое лицо потертыми рукавами сюртука, он старался-таки влить в рот лежащего остатные капли жидкости из обеих бутылочек, но не смог разомкнуть зубов. Он судорожно копошился над телом, напоминая злосчастного Ивана Грозного над нелепо распростертым на полу сыном с картины великого Репина.