Дмитрий Пригов - Монстры

Тело утопленницы, помедлив, спокойно и неумолимо стало выскальзывать из непрочно обнимавших ее рук врача и круга обступивших деловитых людей. Поколебавшись, по безошибочно прямой траектории направилось точно к Ренату, метя в область солнечного сплетения. Ренат даже прогнулся, вобрав живот, почувствовав там, в самом центре опережающий укол. Тело плыло ногами вперед. Поднимающееся из-за застывшей с торчащими сосками груди лицо закрытыми глазами смотрело в упор на Рената. Стоящие у озера как будто и не почувствовали исчезновения предмета своего наблюдения и обследования, продолжая сосредоточенно сгибаться над оставленным им пустующим местом. Тело достигло вершины холма. Словно ударившись о какую-то непреодолимую воздушную, вернее даже, стеклянную преграду, отплыло, возвратилось, снова ударилось. Несколько раз повторило свой маневр, пока не застыло покачиваясь.

Нечто подобное впервые Ренат наблюдал во время их совместной с Мартой поездки на север. Марта все дни просиживала либо дома над огромными, исчерканными всяческими линиями и пометками, загибавшимися по краям огромными рулонами толстого ватмана, либо в церкви, копируя почти неразличимые уже остатки непонятной, стершейся до состояния блеклого выцветшего ситцевого мерцания, настенной росписи. Дома переносила зарисовки на специально расчерченную, испещренную бледными, едва различимыми крестиками и штришочками схему реконструкции. Рулон все время закручивался, сбегаясь к центру, почти полностью укрывая изображение, да и саму склонившуюся Марту. Она резкими движениями рук отбрасывала его прочь. Свитки бумаги с треском и шумом разлетались вдаль, обнаруживая по своему центру слабые карандашные пометки и взлохмаченную голову сосредоточенной над ними Марты.

– Зачем это тебе? – безразлично спрашивал Ренат.

– Задание было такое. – До поступления в Литературный институт, – она успела окончить еще какие-то архитектурно-рисовальные курсы. – Решила доделать, – и склонялась над кропотливой, почти миниатюрной работой, испещренной странной системой штриховых, елочкоподобных отметин. Края твердой бумаги с шумом схлопывались.

Ренат уходил к воде. Благо она окружала по всему периметру небольшой островок, поросший густой хвойной растительностью и жестким кустарником. Подходил, заглядывал вниз. Все время под поверхностью воды, к которой он наклонялся, почти по-обезьяньи свисая с крутого берега, уцепившись длинными руками за тонкие, но гибкие и прочные ветки прибрежных кустов, промелькивало нечто вытянутое, бледное, с затемнениями в немногих местах. Иногда оно чуть поднималось к поверхности воды. Позволяло рассмотреть в себе явные черты антропоморфной женоподобности, напоминая огромную виниловую куклу. Механически застывшая, закостеневшая, она плыла на Рената ногами вперед. Останавливалась, словно перед некой преградой. Несколько раз ударялась о нее. Отплывала. Стояла покачиваясь и исчезала в глубине.

– Высмотрел? – отстраняя рукой край рулона и отрывая голову от бесконечной работы, Марта встречала его по возвращении мрачным вопросом. Матовый желтоватый круг света от настольной лампы образовывал странную конфигурацию, составленную из углового края бумаги, пальцев руки, части скулы и краешка Мартиного носа. Ренат присматривался, пытаясь снова разнести эти детали по их основной принадлежности. Ему удавалось это после определенного зрительно-волевого усилия.

Тело словно в сомнении и раздумье покачалось из стороны в сторону и начало удаляться. На обратном пути оно проходило стадии несоразмерного, относительно расстояния, уменьшения. Так что, заняв свое место в центре предшествующей, уже описываемой композиции, оно виднелось не более наперстка, но с удивительно подробной прорисовкой всех деталей. Собравшиеся же, застыв, напоминали Ренату картину поклонения волхвов в какой-нибудь провинциальной деревенской западно-католической кирхе, непритязательно составленную из нехитрых кукольных и манекенных персонажей местного магазина или собственного немудреного производства. Во всем царил, вполне неожиданно, дух смирения и умиления.

Посмотрим, что будет.

Во мраке дальней двери, неявной посетителю, но памятной по собственному появлению здесь, как раз за спиной, раздался хрипловатый женский голос: