Александр Нартов - Миф о женщине

А вокзал снова гулок и жалок.
И для тех, кто пока не поймёт,
Он споёт, как она уезжала,
Гриф, как душу босую сожмёт.

Ну вот и всё, бродяга,
Вдали закат краснеет.
Пьянила ветра брага,
А память лишь яснее,
И ни мгновенья за год
О том, что было с нею,
Он не забыл, бродяга,
И позабыть не смеет.

Нависло небо десантным беретом,
Скользя по рельсов стальных полотну.
Бредёт вдоль них с несчастливым билетом,
По струнам бритвой года полоснут.

Звучит под тяжестью локомотива
На струнах-рельсах былая печаль.
Пел от души, но струны не хватило —
Оборвалась после слова «Прощай».

Другой вокзал, снова струны упруго
Сейчас затронет он наверняка,
Ведь для поэта гитара – подруга,
Другая быть с ним не может никак.

И неудача, меж троп она волком
За ним идёт, не теряя следы,
За ним шагает всю жизнь по наводкам
Коварной дамы, беспутной судьбы.

Горизонта кромка,
Поздняя пора.
Он вошёл негромко
В местный ресторан.

И на струны липко
Жизнь вместилась вся,
Застонала скрипка,
Вечер начался.

Зазвенели монетами ноты
На руках его старых и слабых.
Он обычный бродяга всего-то —
Кочевой и талантливый лабух.

Тут в хмельном угаре
Денежки текут,
А в репертуаре
Есть на всякий вкус.

Тонкими смычками
Вечер в такт скрипит.
Вот бы их с мечтами
Музыкой скрепить!

Сколько раз он играл так по барам,
В ресторанах и в клубах и в пабах.
Не разжился он только наваром,
Он бродяга, кочевник и лабух.

Кто-то ещё хочет,
Он всё отыграл,
В старенький чехольчик
Скрипку убирал.

Скрипка, да котомка,
Ноты старых ран.
Вновь войдёт негромко
В новый ресторан.

Что на свете дороже, чем воля?
Сам себе и судья он, и сам бог.
И, сжимая вновь струны до боли,
Отдавал себя музыке лабух.

Что-то опять затревожило
Душу без повода вдруг.
Сонным теплом отгорожена
Комната эта от вьюг.

С треском дровишек берёзовых
Борется вьюга, гудит.
Наперерез ей не проза – стих
Вырвался сам из груди.

Где-то костёр мой погас давно,
Годы сгорели, и вот
Что-то опять нынче пасмурно,
Лето уже не придёт.

Камера будто отдельная,
Тёплая держит постель.
Точно статья подрасстрельная:
Шаг влево-вправо – расстрел.

Вместе с берёзовым запахом
Тает тепло изнутри.
Чтобы не думалось о плохом,
Сон оживит и взбодрит.

Утро – опять нету бодрости,
Снова сонливость, покой.
Вырвется снова не проза – стих
Как-то случайно, легко.

Комната эта, как будто трюм,
Также тревожит тепло.
На жизнь отсюда свою смотрю
Будто бы через стекло.

К ногам листья острые лягут,
Накрыв рёбра серых шпал.
Встречал старый город бродягу
И осенью ранней дышал.

Но больше всего в этом вдохе
Истоков тяжёлой судьбы.
А люди почти те же в доме,
Бродяга его не забыл.

Устав от подружек кабацких,
Устав от лихих погонь,
Он вспомнит всех тех, с кем по-братски
Ладонь ударял о ладонь.

Но больше всего от разлуки
За жизнь непростую устав,
Бродяга под вечера звуки
Вернулся в родные места.

Накрапывал дождь на асфальте
Колоду краплёных стир.
Всё больше со временем жаль тех,
Кого он давно отпустил.

Но больше всего жалко строчек,
Что ей он недопосвятил
Про глаз её грустные ночи,
Бродяга был предан ведь им.

А мир продаётся за деньги.
Выходит, богатый сильней.
Он молча присел на ступеньки
У бывшей квартиры своей,

Ведь больше всего презирал он
Те деньги, что тонут во лжи.
А что нащипал сам немало —
Бродяга ведь должен был жить.

Из туч небо сбросит внезапно
Ливень и станет синей,
А ветреной осени запах
Поманит в дорогу сильней.

Но больше всего запах воли
Опять за собой тянет в путь,
Лесного эскиза, да хвои
Бродягу зовёт вновь вдохнуть.

И как он вставал не однажды,
Поднимется вопреки
Судьбе, раз уж жизни жажда
С надеждою в паре крепки.