Дмитрий Шорскин - Давай оставим грусть…

Подпою, попробую… Страх свой укоротим!
Если о несбывшемся вдруг не запоете…

О жизни в кайф рулады…
Не сейчас. Не надо!

О друзьях, что рады,
Я прошу, не надо!

Праздники, парады —
Поздно, и не надо!

Перед самой смертью
В Господа поверьте!

Раньше барду в крупном зале спеть никак,
Выступали в кабаках и по ДК,
Люди были супротив,
Слух и разум навострив,
Брали то, что запрещал им брать ЦК.

С каждой строчкой капал смысл, шел извне,
Удивлялись простоте и новизне,
Доброте и красоте,
Чтобы шедшие затем
Жизнь строили по песням шансонье.

Мест немало, что билет в цене растит:
Кто-то в водке захотел талант спасти,
Кто-то в хатах и авто,
Но практически никто
Не брал больше денег, чем мог унести.

Время трудное, но даже инженер,
И бабуля, и студент, и пионер,
И рабочий, и люмпен
Могли дать бюджету крен,
Чтоб преодолеть билетный тот барьер.

Приходилось отказать себе в еде,
Жить без мяса три-пять дней из двух недель,
И без хлеба – масла шмат
Мазать прям на карбонад…
Время трудное… Но лучше ли теперь?

Барды нынче выступают, где хотят,
Только с ценами по-прежнему мудрят,
Даже больше стали те,
И купаться в красоте
Все не могут, их доход страной размят.

Бардов слушают, те копят капитал…
Конъюнктуру и попсу кто не писал?
Управляют всем «зека»,
Вместо прежнего ЦК —
По концертам ходят те, кто запрещал…

Жизнь свою запустили вы утром,
Сон отогнав неожиданным спуртом, —
Тяга на кухню, в уборную, в ванную
Только для мёртвого кажется странной.
После инстинктно-животного бега,
В зеркале можно узреть человека.

Вот и положено суткам начало,
Но сколько ж начало лет откачало?

Жизнь свою мы по-разному тратим,
Разницу всю составляет черта тем:
Кто-то про звёзды и космос толкует,
Кто-то стаканом со спиртом балует,
Но ежедневное первое время
Мы идентично проводим и бренно.

После: мечтаем жить долго, красиво,
Забыв, что пена – это тоже пиво.

Всё закончилось…
Вышел в сумерки.
Небо скорчилось
Аж до судорог —

Разломило твердь
Появилась течь,
Захотел залечь
Даже лунный серп

В реку бренную.

Будет утренним
Воскрешение,
Люди умерли
Сна скольжением,

И сейчас с души
Те сорвали щит,
Кто любовью бит,
Да кто пьян лежит, —

В чувствах честные.

Шёл с улыбкою
Тёмной ночкою,
Скинув хлипкую
Оболочку… Я

был бы стар да сед,
Я б решил вопрос:
То ли пьян до грёз,
То ли разогрет

Я влечением.

Здесь белые квадраты потолка,
Покрашенные белым цветом стены,
На белый пол, затоптанный слегка,
Свисает куча белых гобеленов.

На белой тумбе – белый абажур,
Который светит ярко-белым светом
На белую кровать и тонкий белый шнур,
Что выпал с белоснежного корсета:

Разбросан белый женский туалет
По белым простыням и покрывалам,
И из чего-то белого обед
Поодаль белого вина в бокалах…

Здесь белых чувств был явный перехлёст
И чьё-то сердце с белой кровью млело,
А в белой клети странный белокрылый клёст
Свистел и пел однообразно-бело.

То тут, то там белели на весу
Белесые картины в белых рамах,
Где белой краской девичью красу
Художник обнажил до боли странно.

По сути белый – это многоцвет,
В нём все цвета от смеси их сгорели,
И, по прошествии похожих белых лет,
Поблекнем мы, а после – побелеем

Из шестого из отдела
«Обезьяна» залетела,
С бритым черепом, в косухе и очках….
Ты иди, куда хотела,
Уноси с «площадки» тело,
А не то отхватишь ты от Турка в пах.

«Ксивой» «левой» не маячь ты,
И её подальше спрячь ты —
Здесь твой «мусорской» не в силе документ!
Здесь еда и водка – смачны,
Здесь у тёлок – ноги мачты…
Ты здесь лишний, понимаешь «тему», «мент»?!