Михаил Шустерман - Избранное. Том 1

И, время убивая о восход,
Как чемпионы медленного бега,
По кругу огибаем каждый год,
Не замечая ни жары, ни снега.

Здесь, в чутком сне, дыханием своим
Мы наполняем лёгкие друг другу…
И жертвенных свечей полночный дым
Уходит к Б-гу форточной фрамугой.

Вновь наша слитность образует сплав,
Крепящий единение в прокате…
И ради жизни смертью смерть поправ,
Мы ставим ей заплату на заплате.

Гляжу на тебя, дорогая, —
В глазах моих стелется марь…
В ней алые сполохи мая
Несут позолоту в сентябрь.

Гляжу на припухшие веки,
Родные морщинки у губ…
Так вышло, что два человека
Огонь золотой берегут.

Два наших течения в жизни
Слились в полноводный ручей…
Ни выгоды в нём, ни корысти,
Лишь пламя субботних свечей.

Зимою израильской лютой
Друг к дружке прижмёмся, когда
Меняем часы и минуты
На месяцы и на года.

Пусть тел наших хрупких сосуды
Полнит алым светом душа —
Мы были, мы есть, и мы будем…
Уйдём – что ж, уйдём не спеша.

Сосуд любви мы наполняем только раз…
Нагим упрямством ревности и страсти,
Теплом надежд и памятью о счастье,
Признаньем наших мыслей, а не фраз.

В ней вырастает новый человек,
Как бабочка – он разрывает кокон…
Любовь приходит в жизнь, как свет из окон,
И, как в унылый шаг, приходит бег.

Её по каплям не дано пролить,
Не выцедить, утехам на потребу…
И для души она подобна хлебу
Своим предназначеньем нами жить.

В своей неразделимости хрупка,
Как жизнь сама – она несовершенна.
Тела, ею живущие, – нетленны,
И свет её пронзает облака.

Она сильней в закате наших дней,
В ней наши чувства не меняют цвета.
В ней – смертью из зимы уходим в лето
И, как ни странно, любим всё сильней.

Живёт на нашей улице Маруся
С походкой и улыбкою Мадонны,
С губами абрикосового вкуса
И телом соблазнительно нескромным…
Когда она выходит из подъезда,
Стремительно меняется погода…
И кажется, что к нам идёт принцесса,
Прекрасная в любое время года.

Припев:
Мари-Маруся, ты классная баба!
Ты вся – мечта приблатнённых ребят!
И всей своей крепко поддатой бригадой
Они хотят красивую тебя.

Вокруг полно заманчивых девчонок,
Давно познавших таинства любви…
Но на тебя глядят как на икону
И чувствуют волнение в крови…
Твои глаза орехового цвета,
Твоя улыбка – тайны неземной!
Зимой для нас – как продолженье лета,
А летом – словно солнышко зимой.

Припев.

В твоей походке женственно неспешной,
Как между роз в таинственном раю,
Заболевают красотою внешней
Все пацаны, что водку с пивом пьют…
Им снится в сновидениях бездонных
До боли ослепительная грудь…
Как боги, они верят, что Мадонна
С любовью к ним придёт когда-нибудь.

Меня любила женщина чужая,
Из милости, с натугой и скорбя…
Согласно правилам, нас выгнали из рая.
В раю ведь невозможно жить любя.

Когда, в любовь впадая, как в молитву,
Мы жажду плоти окунали в кровь…
В нас золингеновскую всаживали бритву
Аскеты, оскопившие любовь.

Настырно препарировали члены,
Виновные в участии, потом
Поставили молитвой на колени
И залепили двери в храм крестом.

Остынь, судья! Да я её не помню!
Так – грудь, глаза, три взгляда, две руки…
За что меня теперь в каменоломню?
Вот так, всего в камнях, – на дно реки?

Да я не знал, что женщина чужая, —
Она без надписи, – а может, и своя?
Ну, выпили на сборе урожая,
Потом сплелись начала и края…

Я вовсе не страдаю приапизмом,
По сути, я обычный импотент…
Готов принять назначенную клизму,
Но не страдать, как вражеский агент.

Что говорит? Да что она там скажет,
Всё бредни, всё больной, в горячке Блок…
У ней ворота вымазаны сажей,
Она – библейски признанный порок.