Зинаида Миркина - По Божьему следу

Никто не ответит – нет Бога иль есть Он?
Где дом Его, здесь или там?
Бог должен стать словом,
Бог должен стать песней,
Тогда Он откроется нам.
Тогда лишь замрут в изумлении лица,
Замолкнут в смятенье умы
Пред тем, что из бездны сердечной родится,
Как свет из разорванной тьмы.

И час, и два, и три часа
Освобождаю ум от сора,
И шепчутся во мне леса,
И умещаются просторы.
И в этой полной тишине
Жизнь начинается вторая,
Ведь воскресает Он во мне,
Когда сама я умираю.

Как мы боимся высоты!
Как мы боимся широты!
Как мы боимся пустоты,
В которой развернулся Ты!
Ты – это я до своего рожденья.
Ты – это я после своей кончины.
Ты – это смысл и тайна воскресенья,
Ты – это то, в чём множества едины.
Тебя не может видеть смертный глаз.
Ты – это небо, свёрнутое в нас.

Ну так что ж, заснёшь, как дерево,
Как рябинный куст, заснёшь…
Всё забыто, всё потеряно,
Всё оставленное – ложь.
Дни, наполненные бедами,
Злых часов круговорот…
Правда то, что мир неведомый
Сквозь тебя сейчас растёт.

Время, двигайся медленней,
Время, тише иди,
Чтоб оттенки последние
Уместились в груди.
Чтобы тихое веянье
Восходящего дня
Не ушло бы в рассеянье,
А вместилось в меня.
Всей душой своей следую
За мерцаньем зари.
Ах, Художник неведомый,
Над картиной замри!

Осенних ломких листьев хруст,
Торжеств и боли перепутье,
И высветлен ольховый куст
До обнажающейся сути.
Еловых тёмных веток сонь,
Всевластье тишины осенней
И этот божеский огонь —
Души нетленной обнаженье.

Нет ни чужих, ни иноверцев —
Передо мною лик иконный,
И обнажившееся сердце
Я вижу глазом обнажённым.
Какое счастье, Боже, Боже! —
Для сердца стёрлись все границы.
Оно воистину всё может,
Когда, как море, обнажится.

Ты знаешь, что такое Бог?
Тот, кто уравновесить смог
Собою смерть саму. Но как? —
Сияньем прожигая мрак.
Смерть умирает. Смерти нет.
Не жизнь и смерть, не мрак и свет,
А свет без тьмы. Но чтоб к Нему
Прийти, пройди насквозь всю тьму.

Одно есть на свете великое чудо:
Дух собран и цел, хоть разбиты сосуды.
Средь белого дня и чернеющей ночи
Незримый и целый Дух веет, где хочет.
Земля опустела, но небо над нею.
Мне небо земли моей милой роднее.
Я вся из земли и земле на потребу,
Но где-то внутри меня спрятано небо.
Вот то, что все звёзды собою объемлет
И вечно творит эту смертную землю.

А звуки плыли еле слышно,
Как с веток падали листы.
Как будто их ронял Всевышний
Сюда с надмирной высоты.
И тот бессмертный, тот хрустальный,
То т тонкий звук проникнуть смог
В мой самый тайный, самый дальний
Души последний уголок.
И тает плотная частица,
Что точно зёрнышко мала,
И наконец в меня пробиться
Всецелость Божия смогла.

Плывут облака над застывшей водою.
Распахнут простор над моею бедою.
Как тихих бескрайних небес высота,
Распахнуты ясные очи Христа.
Ни всплеска, ни слова, ни жеста, ни звука.
Есть очи, вместившие всю мою муку.
Есть очи как две растворённые бездны,
В которых все страхи земные исчезнут.
Вот только б на взгляд этот ясный ответить,
Растаяв, пропав в нескончаемом свете.

Бренной меркою не мерьте,
Вечность – это глубь и высь.
Вечность – это жизнь без смерти,
Но совсем иная жизнь.
В вечной жизни – всё иное,
В ней уже немыслим грех,
Сердце – с море глубиною,
И душа вмещает всех.

Это Ты во мне видишь,
Это Ты во мне любишь,
Ты покоишься, внидя
В безымянные глуби.
Ты не можешь предстать
Ни на миг, как виденье.
Как Тебя увидать? —
Ты и есть мое зренье.
Мир на части рубя,
Не добьёшься познанья.
Как дышать без Тебя,
Когда Ты есть дыханье?
Мир сей тайной набух,
В нём присутствует Дух…