Зинаида Миркина - По Божьему следу

Небо учит меня молчанью,
Лес – в безмолвье души дорога.
В затихающем мирозданье
Ясно слышится голос Бога.
Нет ни звуков, ни слов, ни лика —
Только целостность мирозданья,
Только стала душа великой,
Погрузясь в полноту молчанья.

Бессчётность километров тишины
И сотни метров высоты древесной
Моей душе измученной нужны,
Чтоб было ей не больно и не тесно.
Ведь Господом задумана она
Такой, чтоб мир сумел в неё вместиться.
Дорогу ввысь прочертит ей сосна,
А вширь – простор, не знающий границы.

Это плавно на лес нисходящее небо,
Это магия белого-белого снега,
Это сказ о зависшей в пространстве минуте,
Это правда о нашей светящейся сути,
Это ангельских крыльев нежнейшая ласка,
Это тихая-тихая зимняя сказка.

Мне хорошо, мне тихо с вами.
День серый, пасмурный, сырой.
Бреду меж мокрыми стволами,
Вбирая внутрь ваш лад и строй.
Померкло небо голубое,
Под серой тучей я бреду,
Но я в ладу с самой собою,
Я с каждым деревом в ладу.

Ты ничего не говоришь,
А только сердцу предстаёшь.
И вот – разлившаяся тишь
И эта световая дрожь.
Не скажешь ничего уму —
Ни полсловечка, ни звучка,
А только вдруг раздвинешь тьму,
Вот так, как солнце – облака.
И объяснений – никаких.
Для них местечка не нашлось,
А лишь – картина или стих.
Лишь только то, что вглубь и сквозь.
Как вспышки молний – напрямик,
Посредников – ни одного.
Дохнул – и этот мир возник.
А Ты сокрылся внутрь него.

И никто не знает – почему.
И никто не ведает – откуда.
Непонятно нашему уму,
Что это такое – Божье чудо.
Отчего так нежен небосвод
И так чаща хороша лесная?
Кто-то видит это и поёт,
А о чём поёт, и сам не знает.

Небо в ранний час заголубело,
Нежностью пространство залило.
И на голубом прозрачно-белый
Дымный росчерк – ангела крыло.
Этот невесомый росчерк дыма
Вправду крыльям ангельским сродни.
Господи, храни мой мир любимый,
Хрупкий мир свой, Господи, храни…

Небо нежнейшее… Нежность какая!
Сердце Создателя не умолкает.
Сердце Создателя настежь открыто —
Чистого неба размотанный свиток.
К нам наклонился седой небосвод,
Сердце своё нам Господь отдаёт.

Голубизна, голубизна.
О, Боже, как она ясна!
И кажется, что боль моя
Есть лишь описка бытия,
Но этот ясный взгляд вот-вот
Её заметит и сотрёт.

И не надо ни слов, ни событий.
Сосны тихие дышат кругом…
Подымите меня, подымите!
В вашей жизни есть только подъём.
Только ввысь, точно голос в осанне,
Развернувший небесную гладь.
Нет, не голос – Дух Божий – Дыханье,
То, что мёртвых способно поднять.

А деревья молчат, ни о чём не судачат.
Им не нужно успеха, не нужно удачи.
Нет у них ни страстей, ни горячих желаний.
Может, надобно им одного лишь вниманья.
Люди милые, только деревьям внемлите!
Они скажут вам больше всех громких событий.
Они скажут вам больше последних известий,
Скажут, может быть, больше, чем книги, все вместе,
Даже больше, чем где-то когда-то пророки,
Скажут столько же, сколько вот Тот, одинокий,
Тот, кто вечно один и со всеми единый,
Чьё чело в небесах, как деревьев вершины,
В чьих очах негасимое тайное пламя,
Кто всегда говорит всем Собой – не словами.

Дохнувший ветер высь расчистил.
Нависшей тучи нет как нет.
О, это разноцветье листьев —
Не увяданье, а расцвет.
Не увяданье, не разруха,
А огнецветных крыльев взлёт,
Цветенье, разгоранье духа,
Огонь, который нас ведёт
Сквозь плоть – куда-то дальше плоти,
Сквозь смерть – туда, где смерть прошла.
Листок замедлился в полёте,
Дрожит проколотая мгла…