Романова - Нас писали два года

То ли это погода такая, в которую надо жить вместе,
То ли я по тебе очень сильно скучаю.
Пожалуйста, счастья грамм пятьсот отвесьте,
И ещё двести грамм печенья к чаю.

Зачем ты ко мне приходишь, устало голову кладёшь на моё плечо,
Зачем ты меня тревожишь, как ребёнок, канючишь, что хочешь меня ещё.
Я всё время кочую, исчезаю, прячусь, чтобы ты меня не нашёл,
Но ты возвращаешься снова, до боли родной и грешной.

У тебя свободы в карманах – раздать её беднякам,
По тебе так скучают страны, в которых ты не бывал.
Зачем ты ко мне приходишь? Мне негде тебя разместить.
Ты пожимаешь плечами, и говоришь, что вернёшься завтра к восьми.

Я привычка, привыкшая жить привычками, и не думать о завтрашнем дне.
Лишь бы не торопиться, не спорить с судьбой, не оказаться на самом дне.
Я уже начала правда думать, что ты приходишь, чтобы побыть со мной,
Что ты, наконец-то такой желанный, приходишь к себе домой.

Я накрываю на стол, готовлю ужин, наливаю тебе вина.
Надела, впервые, платье, для того (мне самой смешно), чтобы встретить тебя.
Время восемь.
Восемь ноль пять.
Девять.
Два часа ночи.
Я запираю дверь, выключаю свет и ложусь одна.
Больше ты не приходишь.

У этих двоих весь мир спрятан в ладонях,
На этих двоих вся ночь впереди и дешёвый отель.
Они будут смеяться, пить, и не уснут сегодня,
Заговорятся до утра, не заметив первых лучей.

У этих счастливых нет и не было общего.
Скорее от скуки и одиночества спасают друг друга.
Возможно, ей хотелось чего-нибудь большего,
Но он смеётся весело и называет её «подруга».

Бессонные ночи сменяются бесконечно,
Опять до утра хохочут, а после целуются жарко.
Ей нравится он, ему нравится её беспечность,
И то, что глаза голубые искрятся ярко.

Сейчас у этих двоих два отдельных мира.
Они смеются с другими и жадно целуют их губы.
Она знает точно, что никого больше так не любила,
Он знает точно, что между мужчиной и женщиной не бывает дружбы.

Мы с тобой существуем, не зная ни сна, ни отдыха,
Ни любви, ни любой другой радости,
Нет былого огня, не хватает пороха,
И поэтому пытаемся выпить друг друга, от жадности.

Подсели на крепкое: алкоголь, поцелуи, объятия.
Тратим ресурсы впустую, казалось бы, но какова награда.
Кажется, мы не думаем о будущем, не имеем понятия,
Какой из тысячи векторов нам был задан.

По кругу, снова, мы повторяемся, мой хороший,
Загнанных лошадей пристреливают, милый, мы оба знаем,
Если не нуждаемся друг в друге, тогда отчего же,
Мы буравим друг друга соблазнительным липким взглядом?

Отчего привязанность эта, откуда нити —
Обвились вокруг запястий, мы тянем их на себя, как поводья.
Я загнана, заряжайте патроны, я готова выйти,
Пока не отдала тебе самое дорогое.

Ад пуст. Все бесы здесь.
Я давно уже хожу в одиночестве под землёй.
Демоны оберегают его, а меня пытаются съесть,
Пугают и не дают мне вернуться к себе домой.

Мне смелости не хватает на шаг по ступеням вверх,
На вдох, чтобы ударить лёгкими по хрупким рёбрам.
Его поцелуи были на вкус как лёд и грех,
Его руки оставляли ожоги на плечах, животе и бёдрах.

Распадалась на части, превращалась в «ничто», умоляла – хватит!
И лежала смиренно, свернувшись клубком на твоей груди,
Убивала время, сверля потолок, на холодной пустой кровати,
И бежала на месте, не понимая, что от тебя никогда не уйти.

Смелость – признаться в этом, в первую очередь, себе,
Потом остальным, вызывая жалость, гордость или восторг.
Да. Я врала, что победила в этой борьбе.
Да. Я люблю тебя до сих пор.

Отчаяние сродни́ океану – глубокая синева,
Вопреки анатомии – в груди, вместо сердца, дыра,
Я с одиночеством пью крепкий чай по утрам,
А потом иду по маршруту из «ниоткуда» в «никуда».

Счастье дается глупым. Горе моё – от ума.
Холодный разум меня никогда не предаст.
Ну же, хорошая, давай допивай до дна,
И мы с тобой поговорим в зачёт ещё один час.

Одиночество не привилегия, у него велика цена.
Если с ним повенчаться, есть риск потерять себя,
Но с ним безопасно, я с ним была рождена,
И как бы они не пытались, меня никогда не сломать.